Влюбленный призрак

— Это — твое право! Но и для твоих собственных денег могло бы найтись лучшее применение!

В тот же день миссис Минни Дэвитт сдала свое злополучное ожерелье одному очень видному ювелиру Сан-Франциско для ремонта, взяв с ювелира надлежащую расписку. Несколько часов спустя этот ювелир по телефону осведомился, не согласится ли миссис Дэвитт продать ожерелье. Имеется покупатель, любитель таких вещей.

Говорил вместо лежавшей с головной болью Минни ее супруг.

— А сколько дает ваш любитель? — осведомился он.

— Достаточно крупную сумму, — уклончиво отозвался ювелир.

— Сколько именно?

— Н-ну, тысяч… тысяч десять долларов.

Мистер Дэвитт был ошеломлен.

— Я переговорю с моей женой, когда она вернется! — сказал он. — Но едва ли она согласится отдать ожерелье за такую сумму!

В трубке, телефона что-то зашипело и захрипело. Кажется, ювелир свирепо выругался.

— Я даю двадцать пять тысяч долларов! — сказал он.

— М-м… — пробормотал пораженный Дэвитт.

— Неужели же вам мало — двадцать пять тысяч? Или у вас имеется другой покупатель?

Мистера Дэвитта словно осенило.

— Да! — сухо сказал он.

— И сколько он дает вам, если это не секрет?

— Гораздо больше, чем вы!

— Но сколько же, сколько именно?

— Пятьдесят тысяч долларов!

Пауза. Потом в телефоне позвучали слова:

— Ну, так скажите вашему покупателю, что он — сумасшедший!..

— Хорошо. Скажу! — ответил машинально Дэвитт.

Разговор по телефону оборвался. И тогда Гарри Дэвитт испугался смертельно: ведь ему, то есть не ему, а его жене Минни, — но это ведь все равно, — давали за ожерелье двадцать пять тысяч долларов. За вещь, за которую было заплачено всего десять долларов! Это — целое состояние. Имея двадцать пять тысяч долларов наличного капитала, можно приобрести кредит еще на семьдесят пять тысяч! И он, Гарри, отказался! И вот теперь… теперь все пропало!

Однако Минни держалась иного мнения: если ювелир Абель Уорсмэн дает за ожерелье двадцать пять тысяч долларов — значит, вещь действительно стоить гораздо дороже. Никакого покупателя-любителя у Уорсмэна, конечно, нет. Просто он узнал настоящую цену ожерелья и хочет воспользоваться случаем, дает половину, а то и треть цены. И если разговоры оборвались, то они, конечно, возобновятся.

Минни была права: час спустя сам знаменитый мистер Уорсмэн пожаловал в скромный отель с каким-то красноносым старичком — и приступили к переговорам, давая за ожерелье все большую и большую цену…

— Я должна посоветоваться с моим дядей! — сказала Минни, когда покупатели предложили ей тридцать пять тысяч долларов.

— А кто ваш почтенный дядюшка? — осведомился красноносый старичок.

Никакого дяди у Минни не было; но она прибегла к маленькой хитрости и назвала имя не своего дяди, а дяди одной молодой мисс, с которой познакомилась на выставке:

— Мистер Эбенезер Малькольм!

Это было имя популярного на все Штаты архимиллионера, главы синдиката нью-йоркских часовщиков и ювелиров.

У претендентов на ожерелье при этом имени лица вытянулись и руки опустились…

— Эбенезер Малькольм? Н-ну… Ну, нам тут, конечно, делать нечего! Нам не тягаться с мистером Эбенезером! Но, миссис, и сам Малькольм едва ли даст вам больше… больше пятидесяти тысяч долларов!

— Может быть! — силясь казаться равнодушной, ответила молодая женщина. — Может быть…

На другое утро те же претенденты явились снова, и их сопровождал какой-то третий субъект, напоминавший морского слона толщиной.

— Вот что, миссис! — заявил он. — Мы навели справки и узнали, что мистер Малькольм вам родственником не приходится! Но мы деловые люди. Мы понимаем, что вы можете найти пути и добиться свидания с ним. Поэтому мы решили попытаться сговориться с вами раньше и даем вам очень высокую делу за ваше ожерелье. Не будьте упрямицей, соглашайтесь. Мы будем играть в открытую. Назовите вашу цену!

— Сто тысяч долларов! — с замирающим сердцем, но решительным тоном ответила Минни.

— Но это безумие, это безумие! — хватаясь за голову, твердил ювелир Уорсмэн. — Нам едва ли удастся выручить и две трети!

— Тогда не покупайте ожерелья! — предложила Минни.

— Мы попробуем образовать компанию на паях для покупки ожерелья, — предложил молчавший во время переговоров красноносый старичок. — Но миссис Дэвитт, конечно, пойдет на уступку. Ста тысяч долларов ей, конечно, никто и никогда не даст! Она женщина благоразумная! Если само счастье плывет ей в руки…

— Сто тысяч — и ни цента меньше! — решительно сказала Минни. — Я, действительно, не родственница мистеру Малькольму, но у меня есть близкая подруга, которая приходится ему племянницей. Мне не представит затруднений заинтересовать делом мистера Эбенезера…

Посетители переглянулись. Потом Уорсмэн вымолвил раздраженным тоном:

— Ну хорошо! Вы хотите нас ограбить, миссис! Пишите расписку!

— На сто тысяч долларов?

— Да, на сто тысяч! Но, клянусь самим сатаной, это безумие, это форменное безумие! И если мы обанкротимся, то это вы, Клэридж, будете повинны!