Влюбленный призрак

И вот, махнув рукой на все этикеты, кряхтя и громыхая металлическим телом, надел Статуй шляпу и слез с пьедестала.

Тогда дети и няньки совсем дались диву: как же это — Статуй, — и вдруг сошел на землю, оправляет широкие штаны, сморкается и, кажется, собирается идти в город, как настоящий человек.

К детям и нянькам присоединились прохожие. Поднялся шум удивления и протеста.

А через минуту к собравшейся толпе грозно подходил городовой.

— В чем дело, разойдись! — кричал он еще издали на всякий случай.

— Да вот господин Статуй сошли с памятника! — заявили собравшиеся.

— Сошел? Как же это вы, господин? — строго обратился городовой к Статую.

— Как? — да вот взял и сошел… — спокойно, зычным металлическим голосом ответил тот, застегивая на туфле пряжку.

— Да как же… без разрешения начальства? Ведь вашему брату, по положению, надобно быть на памятнике.

— Помилуй, братец, — взмолился Статуй, — сорок пять градусов по Реомюру, ведь это же прямо геенна огненная… Попробуй-ка выстоять, — выстоять, к тому же, двести лет.

— Оно, точно, — затруднительно, а все-таки непорядок.

На лице городового мелькнула вдруг новая мысль:

— А потом опять-таки, в рассуждении вида на жительство…

— Но ведь я же из семнадцатого века!.. — громыхал Статуй.

— Это нас не касаемо… А лучше всего вам в участок пожаловать, господин медный. Там уж все разберут в лучшем виде-с.

Нечего было делать: вместо питейного заведения пришлось отправиться в участок.

II

Франтоватый пристав с закрученными усиками встретил Статуя очень сухо и официально.

— Ваше звание, возраст, профессия?

Ответить на эти вопросы оказалось делом весьма трудным, и сам пристав долго тер лоб, и, в конце концов, должен был сознаться, что положение этакое, совсем исключительное…

— Вам необходимо приписаться к сословию и взять вид на жительство…

— Помилуй Бог. Мне ведь только прохладительного выпить… А потом я опять вернусь к памятнику.

— Это ровно ничего не значит: всякий гражданин, ступивший на твердь нашего государства, должен иметь паспорт… Паспорт — это душа человека! Вот, извольте подписать это заявление.

Пристав продвинул к нему бумагу, отметил ногтем — где именно следует подписать.

— Вы уж извините, я только по церковно-славянскому умею.

— Это не совсем удобно, но на первый раз пусть уж будет так… Вот вам временный вид на жительство. Потрудитесь предъявить его дворнику для прописки.

— Да что вы, господин пристав, — мне квартиры совсем не требуется…

— Это уж, простите, меня не касается… Мой долг — предупредить. Честь имею кланяться…

Пристав церемонно поклонился, давая понять, что аудиенция окончена.

III

Выйдя из участка, Статуй поспешил зайти в первый же трактир.

— Пивка бы мне… — прогремел он толстому, бородатому целовальнику в засаленном жилете.

— Вам бокал или кружечку?

— Чего-нибудь покрупнее.

— Стало быть, большую кружку?

Когда Статую подали бутылочную кружку, он посмотрел на нее с превеликим удивлением:

— Этакий-то наперсток!

— Помилуйте, самая большая, в двугривенный идет у нас.

И целовальник беспомощно развел руками.

— Тогда уж разве ведерко? — нерешительно предложил он.

— Это дело веселей — давай ведерко!

— Никита, нацеди-ка господину ведерочко пива! — распорядился целовальник.

Кряхтя и перегибаясь, половой принес ведро аппетитно пахнущего пива.

— Славно! — изрек Статуй, в несколько глотков осушив ведро.

— Давай-ка, борода, второе.

После второй порции зашумело в бронзовой голове и захотелось третьего ведра.

— Давно, брат, не пивал этакой благодати, почитай, лет триста!

— Что и говорить, ваше дело табак: ни тебе выпить, ни тебе закусить, знай — стой да помалкивай.

— Да, брат, — глубоко вздохнул Статуй, — украшать город — дело тяжелое… Ну-ка, нацеди, паренек, еще посудинку…

— Четвертое-с?..

— Кажется… Не люблю считать.

Целовальник нерешительно топтался на месте:

— Оно точно-с… А только позвольте получить сперва за выпитое-с…

— Что получить? Не понимаю…

— Деньги-с, пятнадцать целковых за три ведра-с.

От такого неожиданного оборота Статуй опешил и в раздумье наморщил чело.

— Как же быть? Денег у меня нет. Совсем забыл, что теперь деньги эти самые пошли…

— Ежели денег нет, не надо было и угощения требовать. Которые господа благородные этак не поступают с… Никита, кликни-ка с поста городового — в участок требуется свести господина памятника…

— Опять в участок? Я ведь только что оттуда… — тоскливо громыхнул статуй.

— Вот как-с?

Целовальник призадумался. Потом стал глядеть на камзол Статуя и что-то смекать.

— А знаете что-с? — заметил он, наконец. — Заместо денег сорвите-ка у себя с кафтанчика пуговочку одну — в ней, поди, фунтиков пяток бронзы набежит… Вот и разочтемся по душам…

— Как же мне без пуговицы — это ведь неряшливость!..

— Пустяки-с: завсегда всякий человек может одну пуговку потерять.

— Ты думаешь, борода?!

— Очень даже просто-с.

Немного это, конечно, странно: были все пуговицы, и вдруг одной не стало?.. Да ведь нечего делать — надо расплачиваться. Не может же он, Статуй, остаться в мошенниках.

— Ну уж, ладно, получай.

Статуй оторвал от камзола верхнюю пуговицу и вручил целовальнику.

Тот любезно расшаркался.