Вместе

Уэс и Дилейни жили у океана в маленьком домике, который они называли Приморской Хижиной. Цены на жилье в области залива Сан-Франциско у большинства людей вызывали нервный смех, но арендодатели не стеснялись, рассчитывая на новые наивные деньги. Тем не менее там и сям по-прежнему можно было найти уголки, оставшиеся от старого Сан-Франциско, – странные домики с чердаками, перестроенные гаражи, продуваемые всеми ветрами постройки на задних дворах у пожилых хиппи, отказывающихся наживаться на молодых арендаторах. Дилейни нашла такое местечко в районе Внешнего Сансета. Домик, находившийся поблизости от “Рыбной компании Долджера” и впитавший ее запах, сдавался со всей мебелью, стиральной машиной с сушилкой и тридцатишестилетним мужчиной по имени Уэс. Главным домом совместно владели мать Уэса и ее старинная подруга Урсула.

– Я живу с мамой, – объявил Уэс Дилейни, когда они познакомились. С тех пор она слышала от него эту фразу раз сто.

Когда они уже выходили на улицу, Гвен окликнула их от двери:

– Принесите лимонада!

Рядом с пляжем недавно обосновался продавец домашнего лимонада. Его наверняка скоро должны были прогнать санитарные службы, но пока мать Уэса всегда просила принести им с Урсулой по бутылочке. Гвен помахала Дилейни.

– Только не это, – сказал Уэс.

– Привет, Гвен! – крикнула Дилейни.

– Не останавливайся. Мы скоро вернемся. Привет, мам!

Дилейни была в прекрасных отношениях с Гвен и Урсулой, но они еще не определились, что о ней думать. У них был большой опыт подмечать скрытые от чужих глаз истории, поэтому им с трудом верилось, что ее отношения с Уэсом могут быть чисто платоническими. Но мысли эти они держали при себе и только кивали в притворном согласии, когда Уэс и Дилейни говорили, что просто дружат. Эти две женщины не доверяли людям, а еще меньше – системам. Поэтому они жили в своей “пещере”, и поэтому Гвен считала работу бухгалтера по налогам формой социального протеста: все ее клиенты платили честно.

Навстречу им шла почтальонша Роуз, и Дилейни поздоровалась, не останавливаясь. Она знала, что Роуз и Гвен тут же примутся обсуждать свои садики, а про почту и не вспомнят. Вот такие вещи, вроде легкомысленных разговоров в рабочее время, выводили антитрогов из себя. Неэффективность, непрозрачность, трата ресурсов. Почта вообще была для них самым нелепым и расточительным явлением. Вся эта бумага!.. Сколько денег в никуда, сколько десятков тысяч ненужных рабочих мест, грузовиков, самолетов, погубленных деревьев, выбросов углерода. Следующей после уничтожения наличных денег и всей бумажной продукции (она уже приобрела больше десятка бумажных комбинатов только для того, чтобы закрыть их) миссией Мэй Холланд было уничтожение почты – священной коровы всех трогов.

Термин “троглодиты”, или “троги”, нес много смысловых оттенков. Изначально он возник как оскорбительное наименование всех противников технологического прогресса, но затем стал использоваться этими противниками в качестве гордого самоназвания, а вскоре его уже употребляли все стороны как обозначение любых способов противодействия современным достижениям. В Приморской Хижине не было ни одного умного гаджета, никакие бытовые приборы тут не были подключены к интернету. В Сеть обитатели домика выходили через спутниковое подключение, соблюдая маниакальную осторожность и тщательно следя за безопасностью и анонимностью. Такой образ жизни встречался все реже и обходился все дороже. Страховые тарифы для “пещер” постоянно росли, а борьба за их полный запрет и уничтожение велась уже второе десятилетие. Перечисляя длинные списки рисков, лоббисты “Вместе” добились того, что в этих домах запретили растить детей, и рассчитывали, что скоро в закон будет включен полный запрет на проживание в “пещерах”. Соседи трогов, уж точно большинство, относились к ним с подозрением, что активно поощрялось. Компания купила несколько приложений, через которые соседи могли делиться друг с другом и с общественностью слухами и страхами, и алгоритмы этих приложений автоматически поднимали рейтинг сообщений, которые касались “неподключенных” троглодитских обиталищ. Однако во многих больших городах подобные кварталы все еще держались, в том же Сан-Франциско существовал так и называвшийся Пещерный Городок, или Трог-Таун, а “Вместе” прилагала массу усилий, чтобы люди воспринимали Трог-Таун как логово разврата и криминала с плохой канализацией.

Дилейни и Уэс вышли на 41-ю авеню, уводящую к побережью. Ураган отчаянно тянул поводок.

– Не знаю, о чем я только думала, – проговорила Дилейни. – Я не шпионка. Меня этому не учили.

– Не учили? – переспросил Уэс. – А кто и чему тебя должен был учить?