Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына

«Новелла» обрекала на виселицу почти каждого, кто попадал в мясорубку. По положению, суд происходил не позднее 48 часов после ареста, так что ни о каком серьезном следствии не могло быть и речи. В состав суда входили строевые офицеры, без допущения юристов (даже военных). Для профессиональной оценки представленных им улик у них не было квалификации. А приговор приводился в исполнение не позже, чем через 24 часа после его вынесения; обжалованию или пересмотру он не подлежал. Очевидная цель максимального сближения преступления (чаще всего не доказанного!) и наказания (почти всегда неотвратимого!) состояла в одном — в устрашении

. Тогда как террористы безнаказанно творили кровавые дела (нередко при содействии полиции), петля в большинстве случаев затягивались не шее тех, кто ни к какой революционной работе причастен не был. Во Второй Думе Столыпин бросит в зал знаменитое: «Не запугаете!» Но сам он делал ставку именно на запугивание. Большевики многократно усовершенствуют эту систему и придадут ей небывалый размах, но в числе тех, кто взращивал ее ростки, одно из самых видных мест принадлежало Столыпину.

Поскольку законоположения, принятые в промежутке между Первой и Второй Думами, надо было как-то оформить, то они вводились царскими указами по 87-й статье Основных законов. Эта статья позволяла во время перерыва в работе законодательных учреждений, «если чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере, которая требует обсуждения в порядке законодательном», вводить временные законы, при условии, что после возобновления работы Думы они должны ею утверждаться или прекращать свое действие. Это значило, что такие законы должны были носить временный и обратимый характер.

В свете этого положения, закон о военно-полевых судах, строго говоря, мог

быть принят по 87-й статье, так как впоследствии он мог быть (и был) отменен Думой (хотя тысячи повешенных уже нельзя было воскресить). Но этого никак не скажешь о ряде других законов, включая наиболее важный из них — закон от 9 ноября 1906 года, положивший начало аграрной реформе.

В Советском Союзе столыпинскую реформу предавали анафеме, а в пост-советской России (в диссидентских и нон-конформистских кругах много раньше) увидели в ней спасение для сельского хозяйства страны, доведенного коммунистической властью до полного развала и деградации. С зияющих высот колхозного строя иного видения столыпинской реформы трудно было бы ожидать. Но если спуститься в долину дореволюционной России, то легко увидеть, что столыпинский вариант реформы был не единственным и, видимо, не наилучшим. Он не решил главного: острой нехватки земли, которую испытывали крестьянские массы. Альтернативный столыпинскому проект реформы, предлагавшийся партией конституционных демократов в Первой, а затем во Второй Думе, также предполагал в перспективе превращение крестьянина-общинника в фермера-собственника. В этом оба проекта сходились

. Разница же состояла в том, что кадеты настаивали на увеличении крестьянской доли землевладения за счет помещичьей. Этого требовали прагматические соображения, так как основные требования крестьянства сводились к одному короткому слову: «Земли!» Удовлетворить это требование хотя бы частично — значило ослабить социальное напряжение в стране.

Но Столыпин самым решительным образом восстал против посягательств на «священные права собственности». Не потому, что он не сознавал крестьянскую нужду в земле. Он предлагал ускорить процесс переселения крестьян на свободные земли Сибири, облегчить покупку крестьянами земли у помещиков, желавших ее продать. Он был способным администратором и сделал немало полезного для улучшения работы государственного аппарата.