Вместе. Синдром Керчепина (СИ)

Парк Иллюзий, фонтан Защитников и Героев Отечества. В ролике были запечатлены они, достопримечательности, которые можно увидеть в любой инфопапке, доступной всем и вся. Разумеется, знала, что в парке более 300 воссозданных до мельчайшей точности голографий разных точек мира, а струи фонтана «рисуют» 15 картин эпохальных битв трех войн. Я смотрела, вглядывалась, проникалась, впечатлялась и понимала: это как галлюцинации в пустоте. Прекрасная бессмысленность.

И Тэпп понимал. Потому что показал мне не это. В парке Иллюзий он нашел лазейку между двух голографий, и я увидела коричнево-бурую траву — остаток газона, невысокий, но бурно разросшийся кустарник, листва на котором напоминала колючки, и старые скамейки у давно неработающего маленького фонтана — в грязной воде, скопившейся на дне чаши, плавали бледно-желтые листья и серая пыль.

«Ведь самое интересное в театре происходит за кулисами. Когда все перестают лгать и играть свои роли», — в его мысленном обращении, когда он закончил рассказ о том, как нашел это место, я почувствовала насмешку.

Струи фонтана Защитников привели нас на набережную. Я несколько минут всматривалась в зеленовато-серые воды, плавно и вальяжно бьющиеся о гранит, и презрительно скривилась: и тут голография.

«Смотри. Справа и внизу», — подсказал мне Тэпп.

Едва нашла это место. Потом, вычленив крошечный кусочек суши у монолитных опор набережной, увидела надпись красным во всю стену: «Они нас предали».

«Ее периодически удаляют. Но она появляется», — пояснил Тэпп.

«А кто наносит?»

«Тогда, когда снимал это, не знал. Но в прошлом году присутствовал на допросе одного из них. Их всегда вычисляют, кстати. Это активисты «ЗаСиМ».

С трудом верилось в это утверждение. Нам говорили, что движение «За свободу и мир» признали террористическим и давно уничтожили.

«Что с ними потом делают?»

Он усмехнулся: «А что делают с бешеной собакой? Ликвидируют».

«Но зачем тогда они снова..? Разве они не знают..?» — я покачала головой.

«Вот и меня эта их детская возня забавляет. Они почему-то мнят себя великими революционерами, сопротивлением. Им в голову не приходит, что их подкармливает само государство».

«Чушь».

«Это выгодно. И это суть политики сейчас. Враг внешний и враг внутренний. Война всех против всех оправдывает все и концентрирует внимание на одной точке. Что это фокус, знают только сами исполнители фокуса».

«А ты в числе исполнителей фокуса?»

«Предпочитаю играть главную роль. И вполне способен придумать свой фокус. Вокруг так много путей, возможностей и игрушек».

«Ты можешь заиграться, Тэпп. И чем тогда твой фокус будет лучше этих надписей о том, что нас предали?»

«Я сразу почувствовал, что единственный человек, который сможет меня остановить, — ты». В этой мысли было так много жара и напора, что инстинктивно огородилась.

«Лейда считает, что мое критическое мышление несовершенно».

Ролик закончился. Наши сознания застыли в одной точке: в уходящем в ватную серую даль пустынном полотне набережной. С одной стороны ее подпирала река, с другой причудливо свивающий ветви ряд искусственных деревьев.

«Для меня и того, что есть, вполне достаточно». Я вздрогнула, когда ощутила, как его губы мягко коснулись виска. Сквозь мыслеобразы, слияние сознаний и оболочку нейрофайла это воспринималось как… взрыв. «Я запускаю следующий ролик. Хочешь?»

«Да», — ответила, поколебавшись.

Часовня Непобежденных. Тоже известное в столице место. В День Единства к ней всегда приходят главные лица Дель-Эксина, произносят громкие речи, награждают отличившихся… Двухчасовые церемонии транслируются на всю страну.

Выяснилось, что за часовней квартал неотмеченных. Так называли тех, у кого нет ди-чипа. Они не вне закона, просто… не относятся к нужному социальному слою. Мой дед и бабушка были из таких.

Тэпп сделал ролик из множества нарезок. Он часто приходил в этот квартал, снимал, как они там живут, их лица, жесты, привычки… Сценки из… существования людей, что создали собственный мир в границах большего мира. Грязные узкие улочки. Нависающие балконы. Грохот древних роллеров. Запах затхлости, покрытых плесенью стен.

«О чем они думают?»

«О! Тебе любопытно», — Садист еле сдерживал смех. Я ощущала его удовлетворение от того, что меня заинтересовал этот квартал.

«Ты читал их как открытую книгу. Ведь именно за этим туда приходил. Ну так скажи: о чем они думают?»

«Что несчастны и счастливы. Свободны и рабы. Голодны и сыты. Горды и унижены. Живы и мертвы. Бесстрашны и до ужаса напуганы. Ими не так просто управлять, как кажется всем остальным, именно из-за этого заблуждения неотмеченные все еще существуют. За хлеб, мясо и социальные пособия их точно не купишь».

«А за что купишь?»

«За перемены».

«Да уж. Если бы знали, что их можно купить за дестабилизацию, давно бы снесли этот квартал».

«В Рийске еще четыре таких. По одному на каждые два квадрата. Общее число неотмеченных — больше 750 тысяч».

«И кто же заставил тебя выучить этот урок, Иоданир?» — подковырнула я. Удивительно, что он так много знает о неотмеченных, ему даже позволили наблюдать за их жизнью.