Вначале я умер…

Еще его стали заметно раздражать наши с женой внимание и забота, он стал очень нервным. Конечно его можно было понять – наступал конец его самостоятельной жизни, пришла пора становиться зависимым от родителей подростком. И естественно ему тяжело было с этим смириться, да и притирка характеров с родителями тоже была делом непростым. Я нередко представлял себя в его возрасте, и мне казалось, что я буду вести себя умнее, взрослее и иногда у меня вырывалось пресловутое «да, я в твои годы знаешь как буду жить?». В итоге наши отношения представляли собой гремучую смесь, способную взорваться от малейшей искры. И только жене как-то удавалось понижать градус напряжения. И этот новогодний подарок, как мне кажется, она рассматривала как очередную возможность улучшить обстановку в семье. Поэтому я собственно говоря и не ворчал, а терпеливо сидел и ждал ее.

Но ситуация с сыном меня все равно напрягала. Ведь я отчетливо осознавал, что скоро – как только ему останется жить меньше 18 лет – вся ответственность за него ляжет на нас с женой. Дальше он перейдет в подростковый период с соответствующими капризами и запросами, и уже никогда не уедет от нас. Я конечно понимал, что грешно так думать, ведь так устроена наша жизнь, но я просто был еще не готов к этой новой роли. Тут не знаешь как со своими проблемами разобраться, так еще и проблемы сына добавятся. Если уж на то пошло, то скорее бы прошел этот сложный подростковый период и он стал милым забавным ребенком. Там и с подарками будет проще – купил ему игрушечную машинку, он и счастлив.

А пока меня дико раздражало то, что сын уже не работал.

– Иди работай! – выговаривал я ему. – Учеба в институте, которую кстати тоже я оплачиваю, это не оправдание! Ну и что, что последний курс и потом школа? В школе между прочим каждый год летние каникулы будут по три месяца, так что успеешь еще на диване поваляться. В твои годы многие парни все еще сами зарабатывают себе на карманные расходы, а ты уже начал превращаться в маменькиного сыночка!

Я посмотрел на продавца за стойкой кофейни – молодой паренек, ровесник моего сына, с корпоративной улыбкой на лице, пытался угодить обезумевшим от предновогодней лихорадки покупателям. Вот же у людей дети работают в студенческие годы. А наш дома валяется, от компьютера оторваться не может. Это была правда, Дима очень много играл в компьютер – если он не уходил на вечеринку к друзьям, то всю ночь до утра рубился в Доту или Контр-страйк.

Я посмотрел в сторону шеренги касс, жены все еще не было видно. Я оттянул воротник водолазки и повертел шеей из стороны в сторону, пытаясь хоть немного охладиться. За моей спиной семейная пара начала громогласно прессовать продавца за стойкой кафе.

– Молодой человек, почему у вас кофе такой горячий! Обжечься можно! – возмущалась немолодая коренастая тетка.

– Могу предложить лёд, – вежливо ответил паренек.

– Вообще офонарели уже! С таким же успехом можно водой из-под крана разбавить!– гневно возмутился глава семейства. – Все же знают, что вы лед из обычной водопроводной воды замораживаете?!

Забрав свой заказ, пара отправилась искать свободный столик. Я посмотрел на продавца, он старательно скрывал своё раздражение, и на мой взгляд зря. Если гнев – это грех, то раздражительность – это такой маленький грешок. Удержанная внутри раздражительность – это предвестник гнева. Соответственно гнев – это достигшая критической массы раздражительность, в конце концов вырвавшаяся наружу. Значит чтобы не допустить гнева, нужно освобождаться от раздражительности. Редко ведь бывает так, чтобы человек вдруг яростно разгневался на другого человека, который его до этого ни разу не раздражал. Нет, обычно недовольство накапливается капля за каплей, эпизод за эпизодом, день за днем, потом превращается в накопленную раздражительность, и уже только потом выплескивается в виде неистового гнева. И чтобы избежать этого есть только один выход – не накапливать в себе раздражительность, а выпускать пар время от времени маленькими порциями, выражать свое недовольство, не молчать, отвечать замечанием на замечание. Конечно, в идеале хотелось бы, чтобы люди совсем не раздражали друг друга, но это невозможно, поэтому выход один – не копить в себе раздражительность. Лучше много мелких грешков, чем один серьезный грех. То есть лучше в раздражении пинать человека под жопу каждый день, не нанося ему никаких увечий, чем один раз прибить в гневе. А активно культивируемая сейчас толерантность – это как раз таки тотальное подавление раздражительности, которое рано или поздно обязательно выплескивается в немыслимый и беспощадный гнев, когда человек берет ружье и идет стрелять тех, кто еще вчера его всего лишь раздражал.