Вне закона

Губернатор, молодой, перспективный политик, бывший бизнесмен и банкир, личное состояние которого, по утверждению одного солидного издания, превышало триста миллионов долларов, откашлялся, нервно поправил галстук и голосом профессионального крупье, призывающего делать ставки, попросил присутствующих поактивнее высказывать свое мнение.

– Поймите, господа. Нам всем есть что терять. Мы все здесь, если кто не знает, далеко не бедные люди. У нас и у наших семей, кроме оков и цепей, есть еще бизнес, который эти семьи кормит. И хотя все присутствующие являются государственными служащими, каждый из вас прежде всего заинтересован в тишине и покое. Где гарантия, что, зачищая всякую нечисть сегодня, этот Зорро или Фантомас завтра не превратится в Тиля Уленшпигеля? Где гарантия, что завтра он не начнет отнимать у богатых, чтобы раздать бедным?! Короче, господа! Любой катаклизм, вплоть до стихийного бедствия и техногенной катастрофы, не управляемый и не возглавляемый нами, не нужен. Поэтому я даю вам неделю срока, чтобы вы прошерстили город и если не уничтожили, то хотя бы выявили причину наших сегодняшних бессонных ночей. Мне не хотелось бы проснуться от воплей, вызванных газетными заголовками типа «Куда смотрит власть?». Все, господа, оставьте на время личное и займитесь общественным. Как говорят в определенных кругах, общак – дело святое!

Глава 44

Антон выстрелил первым, и Кузнецов, даже не дернувшись, словно принял в себя не пулю, а что-то нужное и приятное, опустил голову на грудь. Пистолет Кузнецова, так и не снятый с предохранителя, выпал из руки на пол.

Антон застыл на месте и впал в забытье.

Лена же, напротив, как будто делала это не в первый раз, бросилась к Кузнецову, проверила пульс аккуратным прикосновением пальца, вздохнула, покачала головой и подошла к Антону.

Ей с трудом удалось забрать у него пистолет. Она протерла рукоятку и всунула пистолет в руку мертвого Кузнецова. Ей показалось, что его холодные пальцы пожали ее руку, и она чуть не закричала. Но это была, наверное, последняя судорога. А может, померещилась и она.

Потом она открыла несколько шкафов и из одного достала папку с надписью «Вадим Голицын», после чего, подхватив с ковра не снятый с предохранителя пистолет и бросив рядом с телом гильзу от точного выстрела, взяла Антона за руку, и они быстро выбежали из комнаты.

Уже в машине, увидев выражение лица Антона, Лена повернулась к нему и резко дала звонкую пощечину.

Антон, скорее от неожиданности, чем от боли, вернулся на грешную, но такую родную землю.

– Лена, ты что?!

– Нет, это ты что?! У тебя, похоже, ступор. Ты же воевал, Антон, да и в ментуре пострелял немало. Что же сегодня? Ты что, пенсионера безоружного в сквере на лавочке подстрелил? Да если бы ты не успел, он бы нас обоих там уложил, а потом бы вызвал ментов и заявил о попытке ограбления. Или придумал бы еще что-нибудь пооригинальнее.

– Да я, Лена, все понимаю, но что-то здесь все равно не так.

– Ты мне сейчас, Антоша, напоминаешь Остапа Бендера, сдавшего чемодан с деньгами на почту. Но не в тот момент, когда он любовался собой и своим поступком со стороны, а в тот, когда вдруг понял, что потерял свой статус. Потерял в одну секунду то, к чему так долго и мучительно, через потерю любви, смерть друзей, гибель «Антилопы» шел долгие месяцы. А дальше, Антон, была длинная и унизительная сцена с баночкой «райских яблочек». Так вот, пока мы не дошли до нее, давай остановимся. Что случилось, то случилось. Я жива, слава Богу, старик мертв. Теперь на пути у нашего счастья остался один международный экономический кризис. То есть то, что бездарные политики придумали, чтобы оправдать собственные ничтожество и никчемность. Кузнецов – это серьезно, а кризис – это так, сущий пустяк. Спасибо тебе, мой защитник и повелитель.

Глава 45

Майор Дубцов тяжелым, плохо похмеленным взглядом долго смотрел в одну точку и не знал, что ответить.

– Повторяю вопрос: «Кто мы? Куда мы идем? Что движет нами?» – Голос Кротова доносился откуда-то издалека. Будто бы с другого берега быстрой черной реки, чтоб она высохла.

Оба знали, что такое «афганский синдром», не понаслышке. Оба отдали свой интернациональный долг с процентами. И сейчас, сидя в подвале одного подшефного кафе, офицеры напивались и, по извечной традиции русского нетрезвого народа, вначале измерили градус взаимного уважения, а затем решили наконец разобраться, кто же все-таки виноват, ну а если водка не ряженая, то заодно и выяснить, что делать.

– Да что ты, Коля, заладил, как замполит на собрании первички: «Повторяю вопрос, повторяю вопрос»? Давайте-ка еще по сто граммов, и придет ясность. А то я до сих пор вчерашний бухенвальдский набат в голове слышу.

– Да не вопрос, Ваня. Выпить-то не проблема. А вот прояснится ли ситуация, не знаю. – И Кротов разлил по бокалам прозрачную, холодную надежду на все хорошее. – И вообще, чем философию разводить, капитан Кротов, сказали бы лучше тост. А то прямо как басурманы какие-то – пьем и не знаем, за что.

– За русский проект. Чтобы все получилось.