Вне закона

С весной спрос на патроны подскочил невероятно, так что я начал всерьез опасаться, что останусь без товара. Многие отправлялись из города надолго, на весь сезон, так что запасались. Поездка в Доусон становилась уже остро необходимой. Да и оружия взять не помешало бы, ассортимент стволов у меня так себе, откровенно говоря, большая часть – отремонтированный секонд-хенд.

Билеты купил в маленьком домике на пристани, где, как оказалось, постоянно сидит «пароходный агент» – короткий толстый, пройдошистого вида масляный мужик, который не только билеты на «стимбот» реализует, но и фрахтом занимается – найдет тебе и шаланду, и попутный буксир, и все, что хочешь.

Затем в город пришел буксир «Манитоба», который взял первый караван шаланд, причем на очень дальний маршрут, куда-то сильно ниже Доусона. Вышли они еще в разгар паводка, как мне кажется, и шли вверх по течению, рискуя налететь на плавающее бревно или выйти из обычного фарватера и сесть на мель, но риск, похоже, оправдывал себя на все сто – «хвост», как здесь было принято называть эти вереницы шаланд, сформировался сразу. Товара у многих накопилось. В честь этого в городе была гулянка, потому что открытие навигации здесь праздник, а «Манитоба» ее точно открыл.

Еще через два дня пришел с угольными шаландами «Энтерпрайз-1», и праздник был уже у Кощея, а заодно и у хозяина угольной горы Пита Быка – огромного, как медведь, канадца, который ее нашел и удержал за собой. Впрочем, удержать ему помогли, потому что у Пита была своя «бригада», тогда человек в десять, а сейчас и сказать трудно, во сколько. Потому как публика соответствующая, говорил уже. Сейчас он уголь рубит, а подкинут ему денег – сменит инструмент на дробовик и сделает, за что заплатили.

К Кощею на пьянку меня, к удивлению, позвали. Захар днем заехал в магазин, купил несколько коробок патронов 30–30 и 45–70, после чего предложил зайти в «Берег». Хорошо, что догадался с вечера предупредить Виталю о том, чтобы меня не ждал с утра, потому что появился в магазине я только после обеда. Помучился, пострадал, после чего попрощался до завтра и ушел сперва к Сули, а потом в ее салун поправлять здоровье.

Улицы начали понемножку подсыхать, пусть и не слишком сильно, но все же риск утонуть сменился максимум риском изгваздаться по уши. Из-за этой грязюки классические высокие сапоги русского покроя стали тут основной обувью, а кто из американцев и прочих поумней, тот еще и носки сменил на портянки. Низкие ботинки стали атрибутом людей ну совсем успешных, таких, кто кроме как в коляске и не перемещался. И творческая мысль начала приближаться к изготовлению такого раритета, как калоши, потому что оттереть обувь так, чтобы не натащить грязи в кабак, например, все равно не получалось.

Другое дело, что мысль так и оставалась мыслью, потому что делать калоши было некому и не на чем. Думаю, что уже и секреты калошестроения обществом утрачены давно.

И вот у причала появилась «Гордость Доусона», встречать которую вышла чуть не половина города, включая бордельных таек и филиппинок. Длинный трехпалубный пароход с низкими бортами, выпуская клубы черного дыма из высокой черной трубы, шлепая по воде шлицами бортовых колес, подрулил к причалу. Он не был до конца похож на пароходы с Миссисипи, те, что я видел на картинках, а больше напоминал мне пароходы волжские, конца девятнадцатого века, с черно-белых фотографий. Задняя часть нижней палубы была отведена под товар, то есть «Гордость Доусона» был еще и грузо-пассажирским, а передняя считалась третьим классом, и именно в нем прибыли в город новые поселенцы, решившие попытать счастья в Батлер-Крик. Увидев их, я понял, с какой «финансово-имущественной» форой я начинал здесь свой путь. Простенькие бушлаты, дешевые кирзачи, зэки зэками, у каждого тощая котомка за спиной. Впрочем, зато им не надо чуть не месяц идти через безлюдную глушь, являясь при этом объектом охоты, так что все справедливо.

Еще прибыло десятка два девиц, пока под опеку Сули. На этот раз не азиатки, а самые разные, даже две украинки среди них затесались и молдаванка, что удивило немного, потому что русскоязычные обычно в русскоязычные места и едут. Хотя тут четверть населения уже такая, поэтому все в рамках реальности. И полагаю, что девы по вполне реальным обвинениям севшие. Это насчет азиаток у всех сомнения, там по-всякому набирать можно, а чем дальше оттуда, тем сложнее злоупотребить.

Не все из них даже пойдут работать в бордель, дело это вообще-то добровольное, как и любая другая работа… ну, в меру добровольное, так скажем, но Сули тут еще и за комитет по встрече выступает, попутно рассказывая, как замечательно можно жить, работая в ее нумерах над салуном. Кто не захочет работать у нее – есть и другой бордель. А можно как-то и без этого попытаться, беспредела в городе нет, с этим давно разобрались.

– Значит, завтра уедешь? – спросила Сули, когда она отправила всех девиц фургоном и мы вдвоем уселись в ее двуколку. – И я не поняла, когда ты обратно.

– Как получится, постараюсь как можно скорей.