— Очень рада, если и Родине поможет. Поймите меня правильно. Не люблю я официоз. Считаю, что общаться надо не с должностями и функциями, а с живыми людьми.
— Что ж, тоже верно.
— У вас какая-то просьба? Не зря же вы меня на машине дожидались.
— Ух, как ты сразу быка за рога берешь. Тем лучше, что понимаешь. Твои способности можно опробовать по другой линии. Хочешь себя проверить?
— Я себя и так проверяю регулярно. Ренат Равильевич. Я вас чувствую.
— Интересно, и что же ты учуяла?
— Вы раздражаетесь, потому что разговор идет не по плану.
— Да? А какой должен быть план?
— Вы похвалите меня. Убедитесь в моем понимании, что выполняла поручение именно КГБ. Подчеркнете важность результата для государства. Добьетесь согласия на выполнение дальнейшей работы по вашим заданиям. А поскольку задания секретные, надо мне подписать нужные бумаги. По пути наобещаете пряников в виде поддержки на работе и учебе.
— Хм. В целом, если примитивно, то так тоже можно, — он на секунду задумался, — но с тобой примитивно не получится?
— Я уже объяснила. Меня не интересуют должности и функции, меня интересуют живые люди. У вас беда, и я делала, что могла.
— Хорошо. Но дела действительно секретные. Про них нельзя говорить с непосвященным человеком.
Я пожала плечами.
— Сейчас беда у меня лично. Я в тупике, и к кому обратиться, не знаю. То, что так разговор начал, прости. Профессиональная деформация.
— Проехали, — я понимаю, что он хотел переложить долг за помощь пациенту на контору, — рассказывайте.
Машина остановилась около старого двухэтажного дома.
— Пойдем, погуляем, — предложил он.
Мы бредем по утоптанному тротуару. Квартал расположен в тихом месте. Редкие прохожие попадаются на встречу. Но скоро народ пойдет с работы. Воздух сумеречно синеет.
— Есть на работе проблема. Я уже сказал, где работаю.
— Шпионов ловите?
— И шпионов тоже. Возник загадочный случай. Ловили мы одного, — он остановился, — пообещай, что все останется между нами.
— Обещаю. Пообещайте и вы, что все, что мы будем делать, это лично для нас.
— Хорошо, обещаю, — вздохнул он, — ловили, вообщем, шпиона. Или не знаю, кто он там. С секретного завода украл секретные микросхемы. И поймали. А он шагнул в стену и исчез. И никто не помнит, что он работал, по документам его нет, за стеной его нет. Но и микросхемы нет. А есть несколько свидетелей. Сотрудники, которые в спецоперации участвовали. И есть сдохший кот у одного из сотрудников перед тем. Хотя животина не причем. Мы в такой растерянности, что валим все в одну кучу. И есть огромные проблемы от начальства из Москвы. Оно в мистику не верит. А поскольку никуда шпион деться не мог, вешают на меня чуть ли не сговор и предательство. Вот такие дела.
— Интересная у вас работа.
— Очень. Зато и риск соответственный.
— Проигравшего убивают?
— Вроде того. Раньше сразу бы к стенке, а сейчас разбираться будут.
— Как у вас разбираются, я догадываюсь, — смотрю, как он непроизвольно съежился.
— Ты мне в двух делах безнадежных помогла. Прошу, если можешь, помоги и здесь.
— Хорошо. Я попробую. Мне надо видеть место исчезновения. И сколько времени есть?
— Неделя.
Олег приехал вечером. Мама пригласила его на чай, но он звал меня гулять. Настойчиво. Понятно, поговорить хочет. И маме наши разговоры не к чему. Быстро одеваюсь и выхожу. Легкий снежок мелькает в свете фонарей. Он предлагает руку. Я держусь за него. Скрип при каждом шаге в тишине звучит особенно уютно.
— Маша, место себе не нахожу.
— С чего именно?
— Папа предупредил, что у тебя будет разговор с Равильичем. Мне можешь рассказать? Да и не только это.
— Разговор с кэгэбэшником состоялся. Это единственное, что могу сказать. А «не только это» — что?
— Да как то странно себя ощущаю после последней встречи. Будто друг одолжение сделал.
— А я не друг?
— Друг, конечно. И больше, чем друг.
— Это мой способ показать, что не надо искать таинственное там, где его нет.
— Я чувствую себя каким-то самцом, который чуть ли не силой добился желанного.
— А как хочешь?
— Но кроме тела есть еще и другое. Много чего.
— Очень хорошо, что ты видишь во мне кроме попы и сисек еще что-то. Потому что когда-нибудь только это и останется.
— Не говори так. У тебя все прекрасно. Просто это похоже на жертву другу. И сразу думается, что друзей может быть несколько.
— Намекаешь, что могу раздеться при ком-то еще? Могу. Хоть на сцене театра. А вот для кого, это уже другое. Не ревнуй. Кроме тебя никто ничего не увидит и не потрогает, — успокаиваю я его.
Он сжал меня в охапку. Нашел мои губы.
— Ну, Олежка! — попыталась увернуться я. Но особо не старалась. Вот уж, действительно, самец.
— Мне нужно тебя ощутить, — волнуется он. — И все же, пожалуйста, скажи. О чем договорились. Это важно.
— Если коротко, отношения не выйдут за рамки личных. Все будет в порядке взаимопомощи.
— Будь осторожна. Если с тобой что-то случиться, я его убью.
— Не надо никого убивать, — вскинулась я, — нельзя этого.
Но в глазах его нет понимания. И убьет, если решит.