Утром он предложил сопровождать ее в Нью-Йорк, но она помотала головой.
— Отравляйся своей дорогой. Езжай в Пуэрто-Рико. Схорони эти свои признаки. А потом… если судьба приведет тебя в Нью-Йорк…
Они разъехались в разные стороны; время и расстояние быстро вернули мысли Макдональда к Пуэрто-Рико и в прошлое.
«Бобби, ты можешь стать, кем только пожелаешь, — говорил ему отец, — достичь всего, чего захочется, ты свершишь все задуманное, но только в том случае, если не станешь торопиться. Можешь даже слетать на другую планету, нужно только захотеть и не спешить».
— Папа, единственное мое желание — стать таким, как ты, — отвечал он.
— И это единственное, что невозможно, — произнес отец. — Как бы ты ни хотел этого. Видишь ли, каждый человек — уникален. Никто, не сможет стать таким же, как кто-то другой, как бы он ни старался. К тому же вряд ли нашлись бы охотники повторить мой путь, ведь я — ничто иное, как сторож, привратник, простой служащий. Будь самим собой, Бобби. Самим собой.
— Ты станешь таким, как отец, Бобби, если захочешь, — сказала мать. Она была прекраснейшей женщиной на свете, и, когда она вот так смотрела на него своими огромными черными глазами, ему казалось, будто сердце его выскакивает из груди. — Твой отец — великий человек. Всегда помни об этом, сын мой.
— «Es un entreverado loco, lleno de lucidos intevalos», [33]
— процитировал отец. — Вот только мать твоя не слишком объективная.Они обменялись полными любви взглядами. Мать протянула руку, и отец сжал ее ладонь.
Бобби, почувствовав, как огромная рука сдавила ему грудь, с плачем подбежал к матери и бросился в ее объятия, сам не зная, отчего он так плачет…
Плаванье вдоль западной границы Карибского моря обернулось безмятежным странствием средь водных и воздушных стихий, и лишь легкий свист корпусов, рассекающих спокойную гладь, да редкий всплеск волны напоминали: плывут они по океану, а не по небосводу. Одинаковой голубизны, и тот и другой сливались в единое целое. Макдональд ощущал, как постепенно восстанавливается его давняя близость с морем, с мыслью о котором он давно распрощался, и в общем-то никогда не предполагал, что захочет вновь свидеться с ним.
Яхта шла с трюмом, забитым блоками компьютеров и модулями программирования, и отсчет времени обозначался одним только замедленным движением солнца. Зеркальная гладь вод лишь изредка нарушалась предвечерним шквалом. Им легко удавалось избегать его ударов, благодаря упреждающему изменению курса компьютером. Ели и пили они лишь по необходимости, когда ощущали жажду и голод, и такая схожесть привычек позволила Макдональду накоротке сойтись с Джонсоном, вконец измученным монотонностью университетских будней профессором, укрывшимся от суеты в бескрайней шири и спокойствии океана и ничуть не жалевшем о своем бегстве.
У Макдональда появились теперь и время, и желание как-то скрашивать монотонное однообразие долгого своего странствования на юг, вдоль побережья, нарушенное лишь кратким эпизодом в Саванне… Или это — лишь продолжение все того же неспешного путешествия?.. Все то же безмятежное спокойствие царило во всей стране, во всем мире. Все вокруг — невозмутимое, подобно океану, казалось, пребывало в ожидании. Вот только — чего?..
Даже чем-то напоминающий Нью-Йорк Майами сейчас более походил на одну из деревень, входящую в состав графства, нежели на город. Люди с какой-то ленивой грацией занимались каждый своими делами. Нельзя сказать, будто они утратили способность двигаться Живее, — в случае нужды жизнь оживлялась: спешили кареты скорой помощи, мчались по автострадам почтовые экспрессы. Однако в основном все ходили пешком, ездили на велосипедах или электробусах, двигавшихся со скоростью, редко превышающей двадцать миль в час.
Все будто чего-то ждали. Но чего?..
— Вот ты, например, ждешь чего-нибудь? — спросил он Джонсона, когда однажды долгим вечером они отдыхали, любуясь закатом.
Соленые брызги время от времени попадали на их лица. Несколько минут назад извлеченные из камеры бутылки с пивом приятно холодили ладони. Тримараном управлял компьютер.
— Я-то? — лениво переспросил Джонсон. — А ничего я не жду. У меня есть все, чего я могу пожелать.
Море с шипеньем обтекало корпуса.
— Нет, — настаивал Макдональд, — я не о том, чего ты желаешь, а о том, чего ты ждешь. Весь мир ждет. Время замедлило свой бег, а мы по-прежнему все чего-то, ждем.
— Ах, вот ты о чем! — оживился Джонсон. — Ответ. Ну, знаешь ли, послание мы получили от далеких существ. Живут они на планете, обращающейся вокруг одной из звезд, — красных гигантов Капеллы. Отправили ответ, а теперь ждем, когда они откликнутся.
— Разве такое возможно? — проговорил Макдональд.
— Очевидно, да, — ответил Джонсон и сделал большой глоток из бутылки. — Спешить некуда. Пока наш ответ дойдет до Капеллы и они отзовутся, пройдет, знаешь ли, девяносто лет. Минуло почти тридцать. На ожидание времени еще достаточно, не правда ли? Целых шестьдесят лет. И ничего тут не поделаешь, ускорить диалог нельзя. Вот так и живем со всем этим, так и живем…