Внезапно в дверь стучат

— Они же хотят нас не из-за того, что мы сделали, — пыталась она объяснить Адаму. — Они хотят нас только из-за того, что мы для них странно выглядим. Они небось скажут нам одеться одинаково и будут спрашивать нас с Ники, почему у нас одинаковая стрижка. И даже если мы попытаемся объяснить, что эта стрижка больше всего нам идет, это прозвучит извращенно. А ведущий наверняка будет подкалывать нас всякими шуточками, которые выставят нас в плохом свете. А люди у телевизоров будут смеяться, и вы с Тоддом тоже будете смеяться, потому что вы с Тоддом от чего угодно смеетесь, и только я не буду знать, куда провалиться от стыда. Понимаешь?

Адам не понял. Он-то до смерти хотел сняться в этой передаче. Он никогда не был на телевидении и знал, что ребята на работе дико его зауважают, если он снимется в популярном ток-шоу. И клиенты тоже. Для него это мог быть потрясающий опыт, но он даже не пытался спорить. Спорить с Мишель, если она уже что-то решила, не имело никакого смысла, она все равно никого не слушала. В конце-то концов Адама все-таки увидели по телевизору, и не просто так, а в прайм-тайм и на всех континентах. Самого его в студию не приглашали, но вся Америка видела его в ностальгических черно-белых тонах — как он, одетый в спортивную форму своей джексонвилльской школы, ведет баскетбольный мяч по площадке. И ровно в тот момент, когда он улыбается и машет камере, видно, как Тодд впрыгивает в кадр неизвестно откуда, хватает мяч и забрасывает в корзину.

— Уже тогда, — сказал диктор в студии, — их соперничество было легко заметить.

И не то чтобы между ними было какое-то соперничество, но телевидение — это телевидение.

В реальности у Адама и Тодда были прекрасные отношения. И в принципе обе пары отлично общались. Они жили неподалеку друг от друга и вместе ходили куда-нибудь по выходным. Когда речь зашла о детях, они даже планировали рожать примерно в одно время, чтобы дети не росли одинокими. И эти планы наверняка бы сбылись, если бы не случилось то, что случилось. Никто ничего не подозревал. Честно? Задним числом такое трудно заподозрить. Даже если кому-то из соседей доводилось случайно увидеть, как Ники и Адам целуются на крыльце, соседи наверняка думали, что это вообще Тодд или что она Мишель. Так их роман продолжался больше года. В какой-то момент они даже думали взорвать все к чертовой матери, рассказать всему миру, развестись и пожениться заново. Но Ники знала, что Мишель это убьет, да и Адаму было немножко жалко и Мишель, и Тодда, который, хоть и не раз делал ему больно, всегда его любил и желал ему добра. Потом настал момент, когда Ники предложила это все прекратить. Это произошло, когда она заподозрила, что Тодд догадался. Ничего конкретного, но было у нее такое чувство, и они действительно не виделись несколько недель, а потом начали все сначала, потому что не быть вместе, как выяснилось, было совершенно невозможно для них обоих.

Я познакомился с Ники лишь спустя несколько лет после того, как вся эта история плохо кончилась. Адам был мертв, а Тодд давно сидел за это в тюрьме. Мишель не сказала с ней ни слова с тех пор, как вся история выплыла наружу. Для Мишель это произошло в тот день, когда Тодд с нулевого расстояния выпустил три пули Адаму в голову. Ну, Мишель никогда не умела легко прощать. Меня тогда пригласили лектором в один маленький университет на Среднем Западе, а Ники была секретаршей нашей кафедры. О ее истории я впервые услышал от одного лектора на нашем отделении, тоже приезжего, из Словении, а потом и от нее самой. Это было еще до того, как мы переспали.

Она сказала, что уехала из Флориды, хотела отдалиться от всего, но это не помогло, потому что и здесь все всё знали и судачили за ее спиной. Она рассказала, что очень странным образом — «извращенным», как наверняка сказала бы ее сестра Мишель, — она очень скучает по всей этой их «близнецовости». По тому, как люди на улице путали ее с Мишель.

— Выходит так, — сказала она, помнится, прямо перед тем, как мы поцеловались, — что когда у тебя есть сестра-близнец, ты чувствуешь больше. Как будто ты больше чем один человек и кроме твоей собственной жизни можешь жить еще одну жизнь. Вот кто-то говорит тебе: «Я видел, как час назад ты ела ванильное мороженое» или «Я видел тебя в розовом платье на автобусной остановке», ты можешь объяснить, что это вообще-то была не ты, но некоторым образом чувствуешь, что это была немножко ты — ты ела мороженое, и ты была в розовом платье, — и это такое странное ощущение, словно ты живешь больше жизни и делаешь в этой расширенной жизни еще всякие таинственные вещи, о которых никогда не узнаешь.

Она скучала не только по этому. Еще по мужу и особенно по Адаму. По человеку, который выглядел точно, ну прямо точно как ее муж, сидящий в тюрьме, и которого она безо всякой причины любила сильнее, чем мужа.