Донна прошла мимо, замотанная только в большое банное полотенце. Она разговаривала по радиотелефону, но одарила Майлза улыбкой, когда вошла в большую комнату и плюхнулась на софу. Трудно догадаться, что это предмет мебели, потому что на ней были навалены гора воскресных газет и субботних газет, куча глянцевых женских журналов, грязных тарелок, начатых коробок шоколадных конфет, груда одежды: пальто, туфли, носки и белье. Майлз последовал за женой и без колебаний принялся за уборку. Он хотел почувствовать себя расслабленным и счастливым, упасть в ее объятия и лежать с ней посреди этого беспорядка. Он хотел бы, чтобы ему не нужно было убираться. Майлз задумался на мгновение, когда взял в руки первую пепельницу, о том, был ли его порыв убраться вызван желанием или необходимостью? Необходимостью ходить в туалет или есть каждый день, это нельзя назвать желанием. Ему нужно было убираться. Нет, это необходимость, а не желание.
Вонь от пепельницы стояла ужасная, из нее торчало множество окурков. Не одна же Донна все их выкурила? Затем Майлз увидел батарею пустых винных бутылок вдоль стены и заметил, что угол комнаты полон битого стекла, бывшего недавно фужерами для вина.
Майлз тяжело вздохнул и вышел на кухню. Он взял из-под раковины веник и совок. Выпрямляясь, задел коленом дверцу, которая захлопнулась со зловещим скрипом. Майлз принялся осматривать ее. Кухня была отвратительно обустроена. Давно было ясно, что дверцы сломаются даже при нормальном использовании. Дизайн шарниров чересчур мудреный, а винты-саморезы не будут долго держаться в древесно-волокнистой плите. И материал плохой, и сделано халтурно. Майлз хотел приобрести кухню из нержавеющей стали, которую он увидел в демонстрационном зале оборудования для отелей, но Донна потребовала из натурального дерева, поэтому они взяли деревянную. Или, точнее, сделанную под дерево, причем паршиво, влетевшую, тем не менее, им в «круглый пенни».
Майлз потянул рулон мешков для мусора и осторожно закрыл дверцу шкафа. Малейшая вибрация заставила пошатнуться гору грязных тарелок, стоявших на краю раковины. Верхняя начала скользить. Майлз метнулся, чтобы остановить ее падение, положил веник и совок на пол и открыл посудомоечную машину. Она была забита грязной посудой, там же лежал его французский нож для овощей «Опинель» с деревянной рукояткой. Майлз вытащил нож. Его стальное лезвие покрылось ржавчиной, лак с рукоятки был начисто ободран, место соединения с лезвием покрылось трещинами. Майлз положил нож на сушильную полку, поставив в памяти галочку – отмыть его потом, может быть, даже вновь покрыть лаком рукоятку.
Вошла Донна, все еще держа телефон возле уха, и взглянула на мужа. Он не сводил с нее глаз.
– Майлз вернулся, – сказала Донна в трубку. – Мне лучше бы закруглиться, я еще не закончила уборку, ты ведь знаешь, какой он зануда. – Она улыбнулась мужу, когда произнесла это. – Ты ведь правда немного зануда, милый?
Майлз улыбнулся в ответ.
– Я не знаю.
– Да, он немного зануда, – сказала Донна в трубку. – Ладно, увидимся во вторник.
Майлз ждал, когда жена закончит разговор, но тут она, как обычно, снова начала говорить, произнося при этом «Нее-е-е-ет! Конечно нет!» и «Как он смел!», и «Да что она думает!», а еще «Насколько у него большой?» и «Ни за что, я не стану этого делать ни с кем!».
Донна продолжала нести околесицу, вернувшись в большую комнату. Когда она, наконец, положила трубку, казалось, что прошло несколько часов.
– Привет, извини за бардак, я уберу все мигом, – сказала она, положив трубку на кресло, на котором уже были навалены нераспечатанные письма, газеты и одежда.
– Я очень старался не начинать без тебя убираться. Я пытаюсь не быть занудой. Я, правда, стараюсь.
– Верю, милый. Я уберу все, – сказала Донна, не сделав ни малейшего движения, чтобы привести эту угрозу в исполнение.
– Я не могу просто так бросить вещи. Я просто не могу, – сказал Майлз, беря телефонную трубку с кресла и кладя ее на базу, стоявшую на полке сразу позади кресла.
– У меня были гости в субботу вечером. Они вроде бы немного задержались.
Майлз прошел мимо жены в прихожую.
Возвращаясь, он всегда испытывал легкий дискомфорт, связанный с тем, что Донна была немного выше его ростом. Всего на три сантиметра, но все равно это казалось неправильным. На рекламе вы никогда не увидите, чтобы женщина была выше мужчины. Майлз знал, что жену это не смущало. Донна заявляла, что мужчины невысокого роста более честолюбивы, и это ее привлекает. Как бы то ни было, Майлз отметил, что этот дискомфорт был, без сомнения, ощущением. Не из приятных, но тем не менее ощущением. Значит, он еще не мертв.
Майлз с рвением начал уборку, тогда как Донна опустилась в единственное не заваленное хламом кресло.
– Ты хорошо провел время? – спросила она, рассматривая свои ноги. – Катаясь на велосипеде, – добавила она таким обвинительным тоном, словно муж под этим предлогом занимался чем-то другим.
Майлз вытряхнул еще одну пепельницу и взял еще несколько грязных тарелок.
– Я не помню. Я не могу это так оставить, надо убрать это.