Вниз по течению-1

Первый раз Хадар попытался убить их прямо там, на месте: некогда он получил у одной колдуньи, как дар за спасение, девять матово блестящих игл размером с мизинец. Они обладали взрывной силой бочонка с порохом. Колдунью он затем затащил в Реку и для верности держал под водой, глядя в меняющееся лицо и ощущая, как расползается под пальцами её кожа. А иголочки приберёг, и они не раз были очень к месту. Хадар пользовался ими очень экономно, но всё равно запасы заканчивались. На данный момент осталось три. Тогда в пещере он оставил сестёр играться с драгоценностями, а сам выскользнул наружу, достал иглу и воткнул её в камень. Высек огнивом искру, поджёг. На конце иглы загорелся красный огонёк. Хадар бросился бежать, как мог быстро, но всё равно скоро земля под его ногами пришла в движение. Упав на камни и кашляя от повисшей в воздухе пыли, он обернулся к пещере. Вход, и без того прежде незаметный, теперь был загромождён камнями. Осталось подождать, пока сёстры умрут среди несметных богатств от жажды и голода, а затем можно изучать пещеру. Но девкам удалось непостижимым образом выбраться. Старшая — каналья, сумела раскопать проход и вытащить через него сестру. Плясунье, правда, размозжило ноги, и она попала в лечебницу. А старшей хоть бы что. Было необходимо скрыть следы пещеры. Пришлось обращаться за помощью к Даяне — опальной любовнице Великого Колдуна, которую тот сослал в Элсар. Как колдунья Даяна не особенно сильна, но скрыть вход в пещеру так, что его нельзя было обнаружить, смогла.

После этого осталось довести до конца убийство сестёр так, чтобы это выглядело естественным и не привлекло чьего-либо внимания. Вот тут-то и возникли проблемы. Девок на самом деле будто охраняла невидимая рука. И если убрать младшую наконец-то удалось, то от старшей даже теперь равнинный отказался.

— Как поступил бы на моём месте Кауло? — спросил Хадар, глядя в нечеловеческие глаза равнинного.

Тот выпустил очередной комок дыма (теперь дым отлетал на безопасное от Хадара расстояние, что подтверждало теорию о его разумности) и произнёс:

— Кауло никогда не будет на твоём месте, старший Агент.

Хадар сжал руку в кулак: благородный убийца? Ну-ну, слышали мы о таких. Но только слышали, а видеть не приходилось. И этот, с искорёженной мордой и жёлтыми глазами тоже к ним не относится, как бы ему не хотелось. Он собрался было сказать равнинному, что думает по вопросу, когда почувствовал угрозу со стороны дыма. Даже тот, который лежал на полу поверженным, вновь поднялся в воздух и, напоминая раненого солдата, тяжело подлетел к основной массе. Хадар понял, что сейчас в комнате находятся не он и равнинный, а — он, равнинный, и маленькое войско равнинного. Вспомнив о том, как дым залепил глаза и лицо, Хадар поморщился.

— Где я могу найти раненого стажа? — спросил он.

— В Реке, — ответил тот равнодушно. — Нужно было убрать следы.

Хадар удивлённо присвистнул: он не ожидал, что Кауло подчистит хвосты.

— А кукр где? — спросил он.

— На своём месте. Но девушка забрала у него источник силы, — равнинный поднялся на ноги, показывая, что разговор окончен.

— Спасибо за совет, Кауло, — заметил Хадар, намекая на отсутствие оного, и протянул убийце туго набитый «серыми» мешочек. Хотя за чистку хвостов можно было добавить и пару беляков.

Равнинный молча забрал плату, отогнул ковёр и вышел из комнаты. Дым, будто стадо крохотных летающих баранов, потянулся следом.

…

Хадар жил в привилегированной части города в доме, которым гордился. Он всегда хотел стать хозяином именно такого: большого, светлого, богато обставленного.

Детство Хадара прошло в загибающейся от пьянства деревеньке. Отец алкоголик и дебошир; мать, некогда первая красавица района, после смерти старшего сына стала закладывать наравне с мужем и быстро спилась. Хадар помнил брата плоховато, разница в возрасте у них была в четырнадцать лет. Его звали Колян, он был пастухом, пас совхозный скот. Однажды его кобыла прибежала в деревню, волоча брата по осенней грязи. Одна его нога застряла в стремени, голова была облеплена грязью, и напоминала большой ком земли с налипшими листьями. Хадару потом долго, как ночь наступит, Колян мерещился: будто сидит на лавке у печи живой, здоровый, справный, а вместо головы — ком. Сидит, молчит, не шевелится. И Хадар, его тогда Лёнькой звали, тоже пошевелиться боялся. Так, бывало, и лежал, накрывшись тощим одеялом и дрожа от страха, пока первые петухи не закричат. Тогда легче становилось.

Из райцентра приезжали менты, ходили по домам, говорили с теми, другими, затем постановили: несчастный случай. Неудачно спрыгнул с лошади, зацепился ногой за стремя, а кобылка молодая, пугливая — понесла… Мать не верила, но кто её послушает? Разве что бутылка беленькой…