Внук доктора Борменталя

Борменталь с дочерью добрались до двери коттеджа и постучали. Дверь тут же бесшумно распахнулась, и на пороге возник Швондер с пистолетом в руке.

– Стоять! Ни с места! Стрелять буду! – прокричал он.

Алена в страхе спряталась за спину отца.

– Это я, Борменталь, Михал Михалыч! И дочь моя, Алена! – громко произнес Борменталь.

Швондер опустил пистолет и указал другой рукою в дом. Они прошли темным коридором и вошли в комнату, поражавшую аскетизмом. Железная крашеная кровать, заправленная по-солдатски тонким одеялом, рядом грубая тумбочка. В изголовье кровати, на стене висел портрет Дзержинского.

Швондер был в пижамных брюках, в которые была заправлена гимнастерка с прикрученным к ней орденом Красной Звезды. Он положил пистолет на тумбочку и повернулся к гостям.

– Михаил Михайлович! – собравшись с духом, громко начала Алена. – Наша школа приглашает вас на встречу. Мы просим рассказать о вашей биографии…

– Ей директриса поручила, – словно извиняясь, сказал Борменталь.

– Правнучка, значит… Благодарю… Правнучка за прадеда не отвечае т… – бормотал Швондер, кивая.

Борменталь осматривал комнату.

– Вы давно здесь живете? – спросил он.

– Да лет шестьдесят. Как институт построили… этой контре.

– Вы у Преображенского работали?

– Работал, да. При нем… Пойдемте, я вам покажу, у меня тут целый музей…

Старик пошаркал в соседнюю комнату. Борменталь с дочерью двинулись за ним.

Там, и вправду, был музей. В центре, на специальной подставке, стояла бронзовая собака на коротких обрубленных лапах. По стенам висели фотографии в строгих рамках, именная шашка; на столе, накрытые толстым стеклом, лежали грамоты.

Алена с удивлением рассматривала музей.

– Собака… с памятника? – с удивлением догадался доктор, указывая на бронзовую тварь.

Швондер вытянулся, глаза его блеснули.

– Не сметь называть собакой! Это товарищ Полиграф Шариков, красный командир!

– Позвольте… Но ведь это – собака, – смущаясь, сказал Борменталь.

– Для конспирации, – понизив голос, пояснил Швондер. – Красный командир, говорю.

– У-у, какой красный командир, – протянула Алена, дотрагиваясь до несимпатичной оскаленной морды собаки.

– Сберег от вредителей. Прекрасной души человек… А все дед ваш! – с угрозой произнес Швондер.

Он распахнул створки шкафа. Полки были уставлены папками. Швондер извлек одну. На обложке было написано «Борменталь И.А. Начато 10 февраля 1925 года. Окончено 2 мая 1937 года».

– Ввиду истечения срока давности… – сказал старик, обеими руками передавая папку Борменталю.

– Маринка, смотри! Колоссальная удача!.. Да иди же сюда быстрей! – Борменталь торжествующе бросил папку на стол.

Жена оторвалась от газеты, недоверчиво посмотрела на Митю, затем нехотя подошла к столу.

Борменталь, волнуясь, развязал тесемки папки и раскрыл ее. С первого листа смотрела на них фотография Ивана Арнольдовича Борменталя с усиками, в сюртуке и жилетке покроя начала века, с галстуком в виде банта.

– Смотри! Это мой дед! – провозгласил Борменталь. – Я же его не видел никогда. Даже не представлял – какой он. А он здесь работал, оперировал…

Дмитрий выложил на стол кучу документов из папки, стал перебирать. Марина смотрела без особого интереса.

– А вот профессор Преображенский, – Борменталь поднял со стола фотографию. – Тот, что на памятнике… Между прочим, гениальный хирург!

– Митя, где ты это взял? – спросила жена.

– Это мне Швондер дал. Чудный старик. Немного в маразме, но все помнит…

– Дарья Степановна говорит – он тут дров наломал, – сказала Марина.

– Знаю, – кивнул Борменталь. – Время было такое. Одни оперировали, другие… сажали…

– Не понимаю! – Марина дернула плечом и отошла от стола.

Борменталь извлек из бумаг тонкую тетрадку.

– Господи! Дневник деда… – Борменталь уселся за стол, в волнении раскрыл тетрадь и начал читать вслух: – «История болезни. Лабораторная собака приблизительно двух лет от роду. Самец. Порода – дворняжка. Кличка – Шарик…»

– Очень интересно! – иронически пожала плечами Марина, снова погружаясь в газету.

Борменталь заскользил глазами по строчкам.

– Чудеса в решете! Слушай!.. «23 декабря. В 8.30 часов вечера произведена первая в Европе операция по проф. Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками…»

– Чем? – поморщилась Марина. – Митя, пощади!

Борменталь обиженно засопел, но чтение вслух прекратил. Однако, про себя читал с возрастающим интересом, постепенно приходя во все большее и большее изумление.

Наконец он вскочил со стула и обеими руками взъерошил себе волосы.

– Невероятно! Оказывается, это никакая не легенда! – он кинулся в кухню, схватил чашку, быстро налил себе половником компота из кастрюли, отхлебнул.

Марина с тревогой следила за ним.

– Была такая операция! Собака стала человеком! – провозгласил Борменталь. – Это потрясающе!

– Да что же в этом потрясающего, Митя? Собака стала человеком. Ты подумай. Кому это нужно? – возразила жена.

– Ты ничего не понимаешь в науке! – запальчиво воскликнул Борменталь. – Необыкновенная, потрясающая удача!