Выяснилось, что Агафона прислали ко мне за ноу-хау огненного зелья. Молодец, хочет карьеру сделать при помощи головы. Мне такие экземпляры всегда нравились.
Обширный княжий двор был размерами больше торговой площади. Где-то посередине встретился ладный и плечистый воин, лет примерно под сорок. Мужественное лицо оттеняли добрые глаза. Он поклонился и произнёс:
— Здрав буди, княжич наш благий. Нарекли мя теим наказником в ратной мастроте.
А батяня слов на ветер не бросает.
— Извини, вой, занят я сильно, — постарался от него отделаться.
Мужчина поначалу сник, но потом понимающе кивнул:
— Егда повелишь почати казание?
— Завтра приходи ко мне поутру.
Воин церемонно поклонился и ушёл. Чорд, совсем забыл! Завтра же воскресный день, называемый здесь неделей. Никто ничего не должен делать. Попросил нового знакомца отыскать этого воина с тем, чтобы отменить завтрашние занятия, а затем прийти ко мне в палаты.
Около крыльца встретился ещё один дворцовый рядец, с поклоном передавший мне устное приглашение от боярина Морозова зайти к нему. Я раздражённо заявил, что если боярину Семёну что-либо от меня нужно, то пусть сам ко мне и приходит.
Агафон нагнал меня у входа в палаты и доложился о выполнении моего поручения. Сразу же приступили к церемонии передачи технологии. Он кропотливо записывал, а я надиктовывал текст. Внезапно ко мне заявилась обширная приторно-улыбчивая туша дворецкого, прервав важный процесс. Я раздражённо предложил боярину подождать немного за дверью, но подьячий, угодливо кланяясь дворецкому, сам поторопился уйти.
Пришлось приглашать боярина за стол в трапезной. Впервые лицо высокого ранга собралось вести со мной переговоры. Отца не беру в расчёт. Между своими церемонии излишни. Как сейчас положено вести общение? Сначала вроде как нужно обсудить обстоятельно и неспешно нейтральные темы — здоровье там, погоду… Потом, если останется время, можно перейти к сути разговора.
Я приказал слуге принести хмельного мёду со сладкими заедками. Подождав, когда он уйдёт, боярин Семён обратил ко мне своё хитрое лицо и начал вещать. Возможно, моё малолетство послужило причиной того, что он решил не следовать традициям:
— Рад вельми, иже ты выправился и к родичу возвернулся здрав. Буди опорой и надёжей отичу сваму. Младёшенек ты летами и незрел разумением, поне тужися порядья вящие изрекать. В теи лета сам по заветам старших бытияху и пряния не сотворяху. Споручествую государю и отичу тваму с младых лет, справой и дельным советом…
— Чем смогу быть тебе полезным, боярин? — подвинул собеседника ближе к сути.
— Рек отичу сваму, дабы он оставил боярина Единца и в стареи палаты тайны возвернул. Пособи ми, и я те пособлю. Постольником содею.
Ага, сначала яростно бился грудью об амбразуру на думе, чтобы мне, младенцу неразумному, не позволить стать постольником. А сейчас непринуждённо выруливает на все сто восемьдесят градусов. Из того, что я успел узнать об этом человеке, потенциал зловредности у него зашкаливает, как и у его рыжебородого соперника. Неплохо бы понаблюдать с удобных мест в партере на паучьи бои в банке. А пока пусть принимает меня за простачка и думает, что я ничего не знаю про его внука. И постольничество это мне нужно, мягко говоря, как зайцу эспандер. Как бы мне намекнуть этому толстобрюхому извращенцу насчёт денежного интереса.
— Я и так стану постольником после Чухломы, — решил возразить, — А зачем тебе, боярин Семён, нужен этот Кирияк? Отец на него очень зол из-за плохой работы.
Дворецкий пока не знал истинной причины падения своего приятеля. Вот и славно. Пусть подёргается.
— Вресноту, кроме боярина Единца овы мужи верны суть. Он требен ми днесь в детелях противу боярина Жеховского. Чую, и те такожде нелюб сей вятшец. Сам ведаешь, иже сей злокоман жаждет сверзити державу нашу в брань тужну с Москвой, на пособь Новуграда и Твери надеяху. Блядит княже Борис несусветно зде, — разговорился вдруг боярин.
— Почему боярин Кирияк не извещал своего государя о своих подозрениях? Это ведь было его обязанностью. И тебя бы он послушал, — перебил его резонным вопросом.
Дворецкий изучающе посмотрел на меня и даже вздохнул тяжко:
— Верит княже наш Юрие лжи Жеховского, понеже очеса его защены грёзами о великом княжении.
Знал бы он, как мне на всё это наплевать.
— Молва ходит про тебя, Семён Фёдорович, что ты сметлив разумом. Сообрази сам, сколько должна стоить свобода твоему другу? — открытым текстом определил свой интерес.
Сообразил моментально, заулыбался, кивнул своим мыслям и высказался:
— Библы чтяху, житейны разум не взымешь. Держись мя, княжич и лихву сбудешь.
Он поднялся тяжело, поклонился и молча вышел с довольным видом.
Почти сразу после ухода вельможи слуга Устин доложил, что со мной желает встретиться некий рядец. По сути, мне было всё равно как убивать время до обеда. Оставалось примерно час с четвертью.