Внук Донского

— А чего это Треня морду заплаканную отворачивает?

— Дык нас обоих покрестиша, — смущённо заулыбался Мирон, — Яко сведаша, иже есмо новики.

— Что значит покрестиша? — не сразу врубился я.

— Посекоша нас зазорно. Дьяк хил бе, несть болезно, обаче студно зело нам, — раскрашенное синяками лицо парня залилось краской.

— Я этого дела просто так не оставлю, — озлился я, — Бросайте свои тряпки.

Ко мне подскочил небольшого росточка тщедушный мужичок с непременной узкой бородёнкой.

— Ты пошто безрядно по кухне шастаешь? — грозно завопил он, — Плетей захотел.

Боже, неужели так трудно этим дуракам меня запомнить в лицо.

— Ты за кого меня принял, попугай ты потный? — проговорил и с силой отправил кулак в область солнечного сплетенья.

Дьяк с хеканьем согнулся.

Холопы отвлеклись от работ и с удовольствием стали наблюдать за экзекуцией своего начальника.

— Ты холопов моих посёк, кривоссун малохольный? — продолжил я аттракцион.

Поднял голову жертвы за бороду и врезал по сопатке. Глазёнки у дьяка пугливо забегали. Что-то он начал соображать.

— Тож дворецкий указал, — плаксиво произнёс дьяк.

— Моих холопов без моего позволения не трогать, иначе устрою так, что сам холопом станешь, — поставил я последнюю точку ударом по зубам, — Пшёл вон, пёс шелудивый.

Взял какую-то тряпку и удовлетворённо оттёр руки от дьяцкой крови. Взглядом зацепился за Куфая и рядом стоящего Полутка, дарённых мне холопов.

— Все мои, кто здесь есть, бросаем работы и возвращаемся в свои каюты. А вы, поротая команда, собирайтесь. Со мной на службу поедете. Да одежонку свою рваную поменяйте.

Княжий кортеж, должно быть, давно выехал со двора. Я опаздывал из-за разборок на кухне. Дьяк-распорядитель, занимающийся конюшенным хозяйством, огорчённо развёл руками в ответ на высказанное желание о возке. Как мне теперь до этого стоклятого монастыря добираться? Пришлось соглашаться на лошадей. Дворцовые холопы подвели мне вороного красавца-жеребца, который меня боялся ещё больше, чем я его. Тело вдруг само легко и сноровисто взобралось и уселось как надо. Само собой осозналось, как держать уздечку и как правильно управлять транспортным средством. От этих новых знаний нахлынула волна неописуемого облегчения. Мои подручные уже сидели на своих лошадках и ожидающе поглядывали на меня. Одежда на них осталась старая. Морозовские дьяки явно саботировали меня. Ну-ну, посмотрим. Подал знак гудцам следовать за собой и выехал за дворцовые ворота.

Оказалось, что ехать никуда не требовалось. Праздничная служба проводилась в городском храме Рождества Пресвятой Богородицы, что в паре шагов от дворца. Следовать простолюдному дресс-коду уже не было никакой необходимости, но переодеваться не хотелось. Я велел гудцам отвести лошадей обратно в конюшню. Ждать их не стал и пешком направился на службу. Отцу надо непременно попасться на глаза.

Молящихся в этот праздничный день в храме собралось очень много. С трудом протиснулся в храм, но подойти к вятшему сектору никак не получалось. Галичане недовольно зыркали, шикали, пихались локтями и награждали болезненными подзатыльниками. С мелкотой не было принято церемониться. Застрял в центре основного помещения среди потных тел, не в силах продвигаться дальше. Как я понял, только заканчивалась всенощная служба и должна начаться утренняя. Отец Паисий в сопровождении двух священников в голубых рясах вышел на амвон. После возгласия:

— Бог Господь, и явися нам, благословен грядый во имя Господне!

Запел снова жеребячьим голосом непонятные русскому уху кафизмы по-гречески. Неподалёку послышалось яростное пыхтение. Мои верные подручные Треня и Мирон продирались через толпу ко мне, терпеливо снося тычки от рассерженных горожан. Не догадались остаться в палатах. Добравшись до меня, разулыбались счастливо, раскрасневшиеся, потные, словно только что выигравшие соревнования по банному спорту.

Взошло солнце. Оно раскрасило через подсводные окна верхние стены храма. Нарастала духота и раздражение на бессмысленное времяпрепровождение. Я постарался отвлечься на мысли, навеянные вчерашним разговором с князем. Потом пришла идея потихоньку свалить вон с этого утомительного мероприятия. Ага, уйти теперь стало ещё сложней. Сзади наперло молящихся до состояния лёгкого одурения.

Внезапно заунывный вой священника прервал детский вскрик:

— Он зде, ангеле горни. Радуйтесь люди!

С клироса спасённая мною деваха Матрона направила свой указательный пальчик в мою сторону. Только теперь я обнаружил, что отражённые где-то вверху лучи теперь попадали точно в середину храмового пространства, где собственно я располагался. А, учитывая, что в освещённую зону попадали также рожи моих приятелей…