Внуки

— Нет никакого сомнения, что будь перед нами только одна из великих держав сего мира, мы загнали бы ее на край света. Несчастье наше в том, что они, эти трусливые чудовища, объединились и все вместе напали на нас. Но мы жили и сражались всем на удивление. Погибнем же так, чтобы наши потомки с благоговением взирали на нас! — Он говорил, задыхаясь от ярости, срывающимся голосом и так воспламенился, в такой раж вошел, что лихорадочно горевшее лицо его даже вздулось. А лица слушателей выражали больше изумление героическим пылом этого толстяка, чем сочувствие его речам.

Доктор Баллаб и Стивен Меркенталь явились сюда как представители коммерческих кругов. Усевшись в отдаленном углу, они, в ожидании благоприятного момента для разговора с наместником, согласовывали свои предложения, которые собирались отстаивать в интересах крупной буржуазии. Доктор Баллаб подтолкнул локтем Меркенталя и глазами показал на Рохвица.

— Какой бес в него вселился? — ухмыляясь, зашептал он. — Трагическая роль ему совсем не к лицу.

— По-моему, он пьян, — сказал Меркенталь. Этот эсэсовский офицер его не интересовал. И вообще эсэсовцы со всем их фашистским балаганом для него более не существовали, их песенка спета. Его удивляло, что еще находятся люди, которые этого не понимают.

— Если Гиммлер действительно у наместника, — сказал доктор Баллаб, — то вряд ли ему доставит удовольствие лицезреть меня. С него станется, что он в последний момент захочет со мной рассчитаться…

— Он, бесспорно, там. Но будьте покойны, он не выйдет.

— Неужели мосты действительно хотят взорвать? — спросил доктор Баллаб.

— Генерал-полковник Вальнер, которому еще удается в какой-то мере поддерживать среди своих солдат дисциплину, решил ни при каких условиях не допускать взрыва мостов.

— Сможет ли он это сделать? Уверенности нет.

— Надо надеяться! Его наиболее надежные подразделения стоят в Веделе. В любую минуту он может занять подступы к мостам.

— Кстати, у вас есть какие-нибудь связи в социал-демократических кругах? — спросил доктор Баллаб.

— Социал-демократических? — удивленно переспросил Меркенталь. — Вот уж где у меня действительно никаких связей нет.

— А жаль. Могли бы теперь оказаться полезными.

— Но их, вероятно, не так уж трудно установить.

— Я тоже так думаю.

— Вы правы, — сказал Меркенталь после некоторого раздумья. — Нам прежде всего нужно выбраться из этой катастрофы невредимыми. А там уж как-нибудь образуется…

Доктор Баллаб опять посмотрел на Рохвица, который о чем-то горячо спорил с несколькими офицерами вермахта. Незаметно сделав ему знак, Баллаб поманил его к себе. Тот, важно пыжась, подошел.

Доктор Баллаб потянул его за борт мундира и, когда Рохвиц наклонился, шепнул на ухо:

— Слушайте, не пора ли вам наконец сбросить с себя эту личину героя?

Рохвиц вытаращил круглые глаза на бывшего государственного советника, которому он стольким был обязан.

— И еще я бы вам посоветовал не расхаживать в этом мундире!

— То есть как это? — Рохвиц выпрямился. — Что же еще нам остается, как не умереть с честью?

Доктор Баллаб опять потянул его за борт мундира и, вторично заставив толстяка нагнуться, зашептал:

— А не думаете ли вы, что после этого разгрома опять начнут строить школы и опять понадобятся учителя и директора? Ведь мы-то с вами в конце концов… разве мы не жертвы гитлеровского режима? Вы забыли об этом? Мы еще понадобимся.

— Мы? — с сомнением, но уже с некоторой надеждой в голосе переспросил Рохвиц, — Вы думаете? Вы в самом деле так думаете?

— Мы ведь не русских ждем, — ответил доктор Баллаб.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

I

Тридцать немецких коммунистов вылетали в Германию. В их числе был и Вальтер Брентен. Его известили об этом накануне отъезда вечером.

Вальтер и Айна вышли в последний раз побродить по ночной Москве. На улице Горького Айна прижала к себе руку Вальтера. В глазах у нее стояли слезы.

— Ты плачешь?

— Я радуюсь, что ты можешь вернуться в Германию.

— Ах, вот как? Я-то думал, ты плачешь по другой причине.

— Мало ли что ты воображаешь! Но слушай, в Берлине ты должен все сделать, чтобы я как можно скорее выехала к тебе. Обещай мне…

Вальтер кивнул и улыбнулся.

— Ах, Германия! — сказала она. — Я никогда не была там, но мне кажется, что родина твоя чудесна. Города со старинными домами, украшенными деревянными балконами, романтические улочки… Как у нас в Стокгольме в Старом городе, но, наверное, еще красивее. В горах, на берегах рек — старинные крепости и замки, полуразрушенные, запущенные… Сады, леса… Германия, как мне рисуется, — прекрасная страна.

— Ну-ну, не такая уж она прекрасная, — умерил Вальтер мечтательную восторженность Айны. — Нынче Германия — грустная сказка. «То было давным-давно…» Жизнь теперь там, конечно, очень трудная и суровая. Работы предстоит много. Нужды и лишений тоже очень много… Города…

Она не дала ему договорить.

— Разумеется, теперь там нелегко. Но ведь самое важное — война-то кончена и фашизм разгромлен. Я убеждена, что через самое короткое время Германия снова расцветет.