Внутреннее существо человека и жизнь между смертью и новым рождением

Видите ли, мои милые друзья, если после смерти встречаешь настоящего материалиста, который на физическом плане совершенно не признает реальности за духом, который в своей жизни говорил: «Это ведь все, все одна глупость, что вы говорите о духе, ваша мудрость есть чистейшее фантазерство, я ее совершенно отметаю от себя, я придаю значение только описанию того, что является внешней природой»… Если такого человека встретишь после смерти, то увидишь, что к нему мудрость притекает в таком изобилии, что он совершенно не может от нее спастись. Дух течет к нему отовсюду. И в такой же степени, в какой он на Земле не верит в дух, в такой степени он там повсюду окружен течениями духа. Тогда перед ним возникает задача превратить эту мудрость в жизненные силы, чтобы иметь возможность создать физическую реальность в ближайшей инкарнации.

Он должен то, что называл реальностью, образовать из этой мудрости, он должен умалить эту мудрость. Однако, она не желает дать ему умалить себя, она остается такой, какой она есть. Ему никак не удается сделать из нее реальность. Он испытывает чудовищное наказание духа: в то время как в последней своей жизни он признавал реальность только на физическом плане, в последней жизни он совершенно отрицал дух, здесь он прямо — таки не может спастись от духа и, вместе с тем, ничего не может реализовать от этого духа. И ему все время угрожает опасность, что он совершенно больше не сможет войти в физический мир с помощью тех сил, которые сам создал. Он живет в непрестанном страхе, что дух втиснет его в физический мир и что он будет иметь физическое существо, которое будет отрицать все то, что он признавал за истинное в прошедшей жизни. «Я принужден буду допустить, чтобы дух протолкнул меня в физический мир, сам я своими силами не буду в состоянии достигнуть реальности». В этом, конечно, есть нечто поразительное, но это так. Для того, чтобы после смерти, так сказать, задохнуться в духе, и не найти в нем никакой такой реальности,

какую единственно признавал перед смертью, для этого настоящим средством является — быть перед смертью материалистом и отрицать дух. Тогда захлебнешься, задохнешься в духе. Все это такие представления, которые мы все больше и больше должны усваивать в течение наших занятий духовной наукой, потому что если мы приобретем такие представления, то они будут вести нас гармоническим образом дальше и в физической жизни и будут нам некоторым образом показывать, как обе стороны жизни дополняют и уравнивают друг друга. Мы обосновываем в себе инстинкт к проведению этого уравнивания в ходе нашей жизни.

Я бы хотел привести еще случай о связи физической жизни в духовной. Возьмем совершенно конкретный, отдельный случай. Предположим, что мы на физическом плане кому — то СОЛГАЛИ.

Это случается, положим, в какой — нибудь определенный момент. То, что я сейчас опишу, как отвечающее этому в духовном мире, приходится также на определенный момент между смертью и новым рождением. Итак, предположим, что мы кому — нибудь в какой — нибудь определенный момент солгали на физическом плане. Тогда в духовном мире, войдем ли мы в него путем посвящения или путем смерти, наступает момент, когда наша душа в духовном мире совершенно наполняется той истиной, которую мы должны были бы сказать. Но эта истина мучает нас, она стоит перед нами и мучает нас настолько, насколько мы отошли от нее, когда солгали. И наше страдание состоит в том, что мы усматриваем: вот это — истина.

Но эта истина не доставляет нам наслаждения, радости и удовольствия, она мучает нас. Получать мучение от хороших вещей, о которых знаешь, что они должны были бы возвышать нас, — это одна из особенностей переживаний в духовном мире.

Достаточно, например, хотя бы однажды в жизни испытать при каком — то деле, требовавшем от нас прилежания как долга, испытать ЛЕНЬ, чтобы в духовном мире наступило время, когда нехватившее нам тогда прилежание ожило бы в нас. Оно придет наверняка: если мы были ленивы на физическом плане, наступит время, когда мы, в силу внутренней необходимости, безусловно, принуждены будем пользоваться этим прилежанием. Мы совершенно отдаемся этому прилежанию, и мы знаем, что оно представляет собой нечто чрезвычайно ценное, оно, однако, мучает нас, мы страдаем от него.