Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России

Русские социал-демократы, в отличие от других социалистических партий, решительно выступали против войны. Большевистская фракция была в этом отношении радикальнее меньшевиков, провозглашая устами своего лидера В. Ленина, что победу Германии над царской Россией в «империалистической войне» следует только приветствовать. После казни Мясоедова социал-демократы, и в первую очередь большевики, стали главной мишенью царской полиции — в конце 1914 года все пятеро думских депутатов-большевиков были арестованы и высланы, основанием для нарушения их юридической неприкосновенности было объявлено их непопулярное в обществе отношение к войне⁶⁰. 25 февраля 1915 года Керенский послал председателю Думы Родзянко якобы «приватное» письмо, сопоставив в нем два ареста — большевиков и Мясоедова. С характерными для его стиля неумеренными преувеличениями, Керенский начал с того, что недавно «несколько» чиновников и офицеров Департамента полиции были арестованы по обвинению в предательстве государственных интересов (очевидно, Керенский исходил из того, что Мясоедов был когда-то жандармом, ведь так?). Это произошло вскоре после того, как правительство набралось наглости во всеуслышание солгать, будто в Думе есть депутаты, желающие поражения русской армии. Но никому не удастся запугать российское общество, оно узнает истину, ибо теперь только слепой не видит, что «в недрах Министерства внутренних дел спокойно и уверенно работала сплоченная организация действительных предателей»

⁶¹. Естественно, Керенский с самого начала предназначал это «частное» письмо для сколь возможно более широкого хождения. Использовав местные сети другой радикальной партии, эсеров, он постарался наводнить Россию гектографированными копиями своих паникерских разглагольствований. Скрупулезно точное заявление для прессы, выпущенное командиром корпуса жандармов в опровержение — что ни один человек из ныне служащих в корпусе или кто-либо из членов их семей не был арестован за шпионаж, — не могло хоть сколько-то успокоить публику⁶²

.

Соединение уверенного, но очень уж короткого заявления Ставки о виновности Мясоедова и подстрекательской ахинеи Керенского породило самые невообразимые слухи. Ужасные мысли о тайном предательстве, проникнувшем в самые недра государства, так всех захватили, что обнадеживающие вести с фронта, например о взятии Перемышля 9 (22) марта, прошли совершенно незамеченными. Говорили, будто обнаружен сейф Мясоедова, набитый германским золотом на сумму в 600 тыс. руб.; будто казненный предатель регулярно летал за линию немецкого фронта на аэроплане; да и жена его («немецкая еврейка») была соучастницей этого злодейства⁶³. Однако самые злостные слухи касались масштабов заговора. Говорили, будто вред, причиненный Мясоедовым, столь огромен, что русское Верховное командование боится его признать. Один младший офицер 4-го Туркестанского полка уверял своего друга в письме от 20 марта, что «Мясоедов выдал не только русские планы, но и общие планы союзников»

⁶⁴. Другие, впрочем, утверждали, что Мясоедов был всего лишь курьером, относительно мелкой сошкой в опутавшей Россию сети заговора. Американскому послу в России Джорджу Мари (Магуе), например, нашептали, что истинным источником секретов, переданных Мясоедову, был не кто иной, как Екатерина Викторовна, жена военного министра Сухомлинова⁶⁵

. Говорилось даже, что военные власти России безосновательно присвоили себе честь поимки Мясоедова — на самом деле его разоблачила французская контрразведка. Генерал По (Pau), недавно прибывший в Петроград из Парижа, привез с собой документы, найденные у убитого во Франции немецкого офицера, которые неопровержимо доказывали вину экс-жандарма. Это, и только это, заставило власть очнуться. Неприличная поспешность суда над Мясоедовым и его казни была вызвана стремлением скрыть сведения, которые указывали на вину других, гораздо более высокопоставленных предателей⁶⁶. Высшие эшелоны армии и чиновничества наводнены агентами — во всяком случае, так поговаривали⁶⁷.

Другие аресты