Непомерную жестокость Ставки можно объяснить (но не оправдать) той яростью, которую вызвала в военной среде «мягкость» приговоров, вынесенных в Варшаве в июне этого года. Генерал А.А. Гулевич, теперь уже начальник штаба Юго-Западного фронта, продолжал исполнять роль палача на службе у великого князя. По приказу последнего он разразился жестким письмом в адрес генерал-лейтенанта Александра Трубина, коменданта Варшавской цитадели. Николай Николаевич, сообщал Гулевич Трубину, крайне недоволен. Почему допустили столько оправдательных вердиктов? Может быть, военнополевой суд недостаточно компетентен для своей работы? Или же члены суда и сам Трубин (который, между прочим, подписывал все приговоры) поддались неуместной жалости?
Ответ Трубина представляет собой весьма интересный документ. Он защищал работу полевого суда, рассматривавшего дело братьев Фрейдбергов, упирая на то, что «судом проявлено было напряженнейшее старание определить хотя бы даже косвенными уликами виновность каждого подсудимого». Однако невозможно было установить виновность всех подсудимых. Трубин не пропустил ни одного заседания и, выслушав приговор, «по совести не мог найти ни одного мотива, чтобы приговор этот не утвердить». Ни суд, ни комендант не испытывали жалости к подсудимым. «Будь среди них даже сын мой, рука моя не дрогнула бы подписать ему смертный приговор, лишь бы его виновность была суду и мне доказана». Не мог бы Гулевич любезно переслать копию этого письма начальнику штаба великого князя? «Порицание, тем более его Императорского Высочества, нашего обожаемого верховного главнокомандующего, является для меня, не чувствующего за собой вины, безмерно тяжелым испытанием»85
.Но Ставка — ни великий князь, ни его начальник штаба Янушкевич — похоже, не имели никакой нужды ни в апологии Трубина, ни, как выясняется, в самой букве закона. Уже был выпущен приказ, запрещающий оправдание кого бы то ни было из задержанных по этому делу. Всех их, в добавление к тем троим, которых приговорили к каторге, следовало перевезти в Вильну, где снова судить, на этот раз Двинским военно-окружным судом, который в то время там располагался. В письме юридического отдела Ставки генералу Толубаеву, главе этого суда, пояснялось, что великий князь считает законно подтвержденными только те приговоры, которые были вынесены казненным. Толубаеву ни под каким видом не разрешалось допускать к делу гражданских адвокатов86
.Двинский суд рассмотрел дела всех двенадцати обвиняемых за закрытыми дверями в период с 8 до 12 июля. Приговор, зачитанный 14 июля, явно больше соответствовал желаниям Ставки. Суд объявил Клару Мясоедову, Фалька, Фрейната, Давида Фрейдберга, Гротгуса и Ригерта виновными в участии в заговоре (до войны), «поставившем целью своей деятельности способствование правительствам Германии и Австрии в их враждебных против России планах путем собирания и доставления этим правительствам сведений о составе и численности военных сил России, их расположении, перемещениях, вооружении и вообще всех других сведений, дающих возможность судить о степени боевой готовности русской армии». Все обвиняемые, «действуя заведомо сообща», собирали информацию и передавали ее в Вену и Берлин. Кроме того, Гротгус, Фрейдберг, Фальк и Ригерт были обвинены в том, что продолжали свою заговорщическую и шпионскую деятельность в интересах врага и после начала войны — тогда как Фрейнат, Мясоедова и Микулис были по этому пункту оправданы. О Микулисе, кроме того, было объявлено, что он совершал самостоятельные акты шпионажа для Германии во время войны. Учитывая старательное игнорирование судом доказательств и здравого смысла, можно только удивляться, что Фрид, Урбан, Беренд и Липшиц были-таки признаны невиновными87
.Гротгус, Давид Фрейдберг, Фальк, Ригерт, Микулис и Клара Мясоедова были приговорены к смерти, а Фрейнат — к восьми годам каторги. Генерал М.В. Алексеев, в то время командующий Северо-Западным фронтом, утвердил приговоры с двумя уточнениями. Вероятно, из рыцарства сочтя неловким вешать даму, он изменил приговор Кларе на административную ссылку. Барон Гротгус также выиграл от этого акта милосердия — теперь его ждала не веревка, а пожизненная каторга.
Фрейнат и Гротгус были отправлены в каторжные тюрьмы Орла и Ярославля соответственно, где на них надели тяжелые ножные кандалы, которые они были осуждены носить до конца срока. А Кларе Мясоедовой скоро суждено было отправиться в печальный путь к месту своего изгнания — в Томск, где, по иронии судьбы, уже находилась любовница ее мужа Евгения Столбина.
Но палач не остался без работы. Вечером 26 июля тюремная стража вывела Давида Фрейдберга, Роберта Фалька, Матеуша Микулиса и Франца Ригерта из их камер во двор виленского исправительного учреждения. Через несколько минут все четверо болтались в петлях. Поскольку по меньшей мере трое из этих несчастных были совершенно невиновны, руки практически всех военных, составлявших верхушку Ставки, были запятнаны кровью невинных жертв.
Глава 6. Корни шпиономании