Однако возможность того, что графиня все же действует в интересах противника России, рассматривалась со всей серьезностью и в результате были предприняты шаги для ее обезвреживания. Не было, конечно, и речи об аресте или судебном разбирательстве. Общественное положение графини делало ее неприкосновенной, кроме того, ее обожал весь дипломатический корпус29
. Более того, граф, ее супруг, будучи свитским генерал-майором, был непосредственно приближен к персоне императора. Однако если графиня все же делилась тайнами с врагом, невольным источником ее сведений был, вероятнее всего, муж, почему и было принято решение закрыть ему доступ к сколько-нибудь важной информации. В апреле приказом Ставки граф был отстранен от участия в любых операциях действующей армии. Ностиц подал протест на такое с собой обращение в Министерство двора: устно ему было сообщено, что ни его, ни супругу ни в чем не обвиняют, однако он потребовал предоставить ему это заявление в письменном виде, поскольку «оставление без письменного опровержения временного подозрения» ставит «пятно на честь моей жены и на мою»30.В ответе Министерству двора Янушкевич проявил всю отпущенную ему уклончивость и хитрость: он утвердительно сообщил, что Ставке не известно ничего такого, что порочило бы графа, и она не располагает ровным счетом никакими данными о графине, поскольку та является лицом не военным, а гражданским. Дальнейшие вопросы по ее поводу, продолжал он, следует адресовать корпусу жандармов и Министерству юстиции31
. Эго письмо показывает степень недоверия Ставки ко двору, дошедшей до прямого обмана относительно планов контрразведки32. Раскол между высшим военным командованием и монархией, симптомом которого может служить данный эпизод, далее станет объектом нашего специального рассмотрения, поскольку он оказал глубокое влияние на то, каким образом было разыграно дело Мясоедова.Итак, среди тех, кто был арестован или помещен под наблюдение в первой фазе дела Мясоедова, только Кедыс и названные ею люди — в придачу к Бенсону, Зейдлиц, Поллачеку и графине Ностиц — хотя бы отдаленно давали основание для обвинения их в шпионаже в пользу противника. Но если оставить в стороне Кедыс (учитывая ее явную душевную неуравновешенность, можно усомниться в сделанных ею разоблачениях), каковы были несомненные доказательства их виновности? Чтобы выдвинуть обоснованное обвинение в шпионаже, надо задержать шпиона в запретной зоне, с документами, явно свидетельствующими о его виновности, наконец, необходимо выжать из него признание — в противном случае шпионаж доказать очень трудно. Например, кто бы спорил, что Бенсон — негодяй и морально опустившийся развратник; его многообразные связи с немцами в сочетании с недавно возникшим в одночасье богатством полностью оправдывали предпринятое русской {шведкой и контрразведкой расследование. Поскольку большую часть войны в России действовало чрезвычайное положение, а власти обладали достаточной полнотой юридических возможностей для защиты государства от потенциально опасных личностей, было бы вполне законным либо как можно дольше держать Бенсона под арестом, либо подвергнуть его административной высылке. Вместо этого его судили, обвинили в шпионаже и приговорили к каторжным работам. Но даже если Бенсон был предателем (а я готов побиться об заклад, что был), его виновность так и не была продемонстрирована. Дело против Бенсона основывалось исключительно на косвенных доказательствах — так же как и против Мясоедова.
Важное различие, однако, заключается в том, что если косвенные улики против Бенсона были достаточно убедительными, то в отношении Мясоедова они были крайне незначительны, практически отсутствовали. Мясоедов, который был невиновен, отправился на виселицу, а Бенсон, возможно шпион, был наказан гораздо менее жестоко. Конечно, у Бенсона было множество высокопоставленных друзей и покровителей, однако возможно, что неравное наказание имеет в этом случае и иные объяснения.
Почему именно Мясоедов?
Поскольку Мясоедов не был немецким агентом, можно выдвинуть пять гипотез, объясняющих то, что с ним произошло. Первая это то, что Мясоедов пал жертвой обстоятельств и совпадений. Второе объяснение краха Сергея Николаевича указывает на романтическую интригу, а третье рисует его «козлом отпущения» в некоем военном или военно-политическом заговоре. Четвертая гипотеза состоит в том, что его, невиновного, ошибочно сочла виновным военная контрразведка. И последняя версия заключается, естественно, в том, что его подставили немцы. Каждая из версий заслуживает отдельного рассмотрения, однако далее мы увидим, что истинными могут оказаться сразу несколько.