Во что я верую

Но практический разум необходимым образом исходит из реальности сознания и мира. Между тем и другим существует какое-то минимальное соответствие, без которого невозможны какие бы то ни было теория и практическое познание.

Так вот, познание возможно, и сама возможность познания с ослепительной ясностью исходит из еще схоластикой провозглашенного adaequatio rei et intellectus[145].

Глава XI Игры и правила

Одно дело — исходить из наличия самосознания; исходить же из существования мира — другое. Если мы явным образом не хотим пренебречь здравым смыслом, невозможно, однако, не исходить одновременно из реальности того и другого.

Повторяю: между познающим человеческим разумом и миром необходима минимальная логическая взаимосвязь. Вполне очевидно, что без такого тождества немыслимы никакая теория, никакая практика познания. Но познание возможно. Наши повседневные встречи с мирозданием прямо-таки сбивают с толку: их разнообразие простирается от прославленной встречи с Нептуном (Берлин, 23 сентября 1846 года, в соответствии с указаниями, полученными утром того же дня от Леверрье[146]), — до зонда «Эксплорера-ii», который 27 августа 1981 года пробирается между двумя кольцами Сатурна. И не забудем при этом про наблюдения, сделанные в 1965 году Пензиасом и Уилсоном над тем, что в конце концов было определено как космическая основа радиоизлучения, — что в экспериментальном порядке подтвердило истинность стандартной модели вселенной и засвидетельствовало о событии, происшедшем через миллион лет после нулевого момента абсолютного возникновения времени, наступившего пятнадцать миллиардов лет назад.

Эти поражающие воображение встречи потрясают меньше, чем временная протяженность человека, непрерывно воспроизводящаяся вот уже десятки тысяч лет применительно к тремстам миллиардам судеб, в которых получает отражение — постоянное отражение — встреча нашего ума с мирозданием.

Такая непрерывность и эти поражающие воображение примеры ограничивают поле возможного: либо существует один только мой ум — и тогда внешний мир представляет собой всего лишь проекцию моего ощущения; либо же существует один только мир, и мой мозг — это всего лишь нарост на большом, лишенном сознания устройстве; либо же у моего ума и мира есть какой-то общий источник.

Никому по-настоящему не под силу доказать, будто внешний мир не существует, будто за восприятием не стоит ничего ощутимого, различаемого. Встреча с Нептуном, космическая основа излучения, единообразие наличия ощущения относительно всех проявлений сознания едва ли вызывают доверие к радикальному идеализму Беркли. Что до ума как устройства, мозга как детали, изготовленной мирозданием, которое отображается в ней, точно в мягком воске, то марксистско-ленинская теория познания оказывается наиболее уязвимым местом этого мировоззрения, страдающего от недостатка логической связности.

Трудно избежать дуализма. Если самосознание и вправду представляет собой первую неоспоримость, если трудно отрицать реальность чего-то кроющегося за доходящим до меня сигналом от него — то познание перестает быть нейтральным, превращаясь в первый шаг по направлению к Смыслу.

Я верю, что у мира есть смысл. Верую в это неуклонно. Сказать, что у мира есть смысл, — значит, прежде всего, отметить, что он доступен осмыслению. Доступен частично и практически, в духе praxis. С тех пор как наши предки из первобытных эпох сумели расколоть первый кремень, обнаружилась достаточная степень аналогии между миром и моим умом, для того чтобы мир оказался для меня постижимым. Наличие соответствующих приемов, а также их действенность говорят о том, что у мира есть, по крайней мере, какой-то минимальный, доступный моему уму смысл, благодаря чему я — хотя бы частично — добиваюсь от природы того, что я пытаюсь у нее вырвать.

Происходящее внутри любой атомной электростанции наглядно свидетельствует о том минимальном взаимодействии, которое наблюдается между структурой нашего ума и структурой материи.