Во главе раздора

Интерес я начала проявлять, когда количество домов уменьшилось и мы свернули на широкую дорожку в парк. Вход был защищён, периметр огораживал высокий забор. Кай перекинулся несколькими фразами с охранниками, затем вновь поднял стекло, и мы беспрепятственно проехали дальше. Я вжалась в сиденье, рассматривая местность. Деревья росли густо, и несмотря на ухоженную, заасфальтированную дорогу, всё равно было ощущение, что это место не для семейных прогулок.

– Это же…

– Верно. Это Осколочный лес, – подтвердил Кай, когда я запнулась, ошарашенная догадкой.

– Мы называем его Морионовым, – возразила я.

Морионовый лес.

В древности именно здесь Святой Данам верно расставил зеркальные монолиты. И если открывшиеся проходы в Даорию удалось переместить, то последний почерневший обелиск рассыпался чёрными осколками. Сперва люди надеялись их собрать, но это оказалось невозможным. Как только палагейцы явились через проход, они взяли территорию под свою защиту, этот лес стал сердцем их района, а дома и улицы вокруг послужили дополнительной охраной.

– Знаю, хотя не понимаю, почему вы не сменили это ошибочное название, – ответил Кай, поворачивая на парковку. Имелась разметка на пару десятков мест, но помимо нашей машины вокруг не было ни одной.

– Оно красивое, – защитилась я.

– Но по-прежнему ошибочное, – фыркнул Кай.

Я пожала плечами, решив не спорить. Он прав. Название было дано ещё при жизни Святого Данама. По рассказам очевидцев, почерневшие осколки монолита напоминали людям морион – чёрный или тёмно-бурый кварц. До сих пор поддельщики и контрабандисты время от времени стараются подсунуть покупателям морион под видом осколков обелиска. На такое могут попасться люди, но теневые и лучезарные сразу учуют обман.

Название прижилось. Вначале место именовали Морионовой рощей, но за тысячелетия под защитой палагейцев всё заросло и стало Морионовым лесом.

– Дальше пойдём пешком. Не отходи от меня, – приказал Кай, выбираясь из машины.

На свежем воздухе я поёжилась от ветра: здесь оказалось значительно холоднее.

– Ты спрашивала про наших богов и почему я уверен, что они могут вернуться, – заговорил Кай, когда мы отошли от парковки, погружаясь в лес по протоптанной дороге. – Не только я верю. Сами сивиллы задолго до моего рождения предрекли такую возможность. Даории пытались скрыть информацию об этом пророчестве, но правда просочилась в Палагеду.

– Сивилл много?

– Не знаю, может, около десяти или двадцати. Палагейцам известно лишь то, что при каждом Клане есть своя сивилла, а те, в свою очередь, образуют Круг Старших.

– Насколько точно это предсказание? Ведь помимо Сивиллы была Мелиса – видящая лживые пророчества?

– Даории уверяют, что много сотен лет назад определили ветвь Мелисы по недостоверным высказываниям, и нынешние сивиллы – потомки настоящей провидицы. Но в правдивости пророчества-предупреждения о возвращении наших богов никто не сомневается, потому что его высказала не одна сивилла, а все.

Я заглотила слишком много воздуха, шокированная подобным поворотом. Восторг с долей тревоги заполнил сознание. Смогу ли я застать такие перемены? Вдруг в отличие от мойр Танатос, Гипнос и Морос покажутся нам? Как выглядят боги?

– Среди некоторых предсказаний сивилл есть упоминания, что возвращение всех осколков на Переправу поможет ускорить явление наших богов. Мы восстановим разрушенное, и они вновь возглавят правление. Если боги станут предводителями Палагеды, то волнения среди архонтов и борьба за влияние между Домами прекратят стоять так остро, они снова почувствуют себя равными и уделят внимание единству.

Я кивала в такт словам Кая, торопливо поспевая за его стремительным шагом. Он прав. Танатос, Гипнос и Морос в любой момент пресекут попытки Домов заполучить побольше власти, а самих богов архонтам не сдвинуть с главенствующей позиции. Такое даже в голову никому не придёт.

– Извини, – пристыженно сказала я, и Кай обернулся, с недоумением на лице ожидая пояснений. – Извини за угрозу в театре, что я продам вам осколок втридорога. Не знала, насколько это важно, и просто переживала за Сиршу.

– Это уже не имеет значения, – он опять отвернулся.

Хотелось возразить, но взгляд сам собой упал на его забинтованные руки. Следы ожогов на пальцах стали менее заметными, за завтраком он увереннее держал вилку с ножом и всё же… Я помнила, как он схватился за дуло револьвера. Не будь его движение выверенным и чётким, он бы не успел перенаправить выстрел. Пуля могла угодить если не в меня, то в него. Деревья впереди расступились, открыв взору ухоженную опушку. Пройдя её до середины, я замерла.