Во имя государства (сборник)

Нан взглянул в окно. Они сидели на третьем этаже решетчатой башенки: сквозь вьющийся плющ проблескивала река, заходящее солнце катилось стремглав в воду, и красные блики сверкали на западной стене государева дворца. Если приглядеться, можно было заметить на стене небольшой крюк, на котором висел кусок бывшего первого министра Руша: но этот кусок висел так давно, что даже вороны, ходившие по стене, не обращали на него никакого внимания.

– Боже мой, – вглядевшись, сказал Нан. – Вы испортили мне весь аппетит! Пошли-ка в другой кабачок!

В другом кабачке дело пошло еще проще: хозяин поставил перед ним кувшин с ламасским вином и кувшин с розовой водой, чтобы его разбавлять, и Нан славно поделил кувшины: себе он наливал из кувшина с водой, а Иммани – из кувшина с вином. Иммани был настолько пьян, что не обратил на это внимания.

– А что, – спросил Нан, – правда ли, что этот варвар Шан’гар сердит на Андарза?

– За что?

– Я слыхал, – сказал Нан, – что Шан’гар занимался чернокнижием, как это часто бывает с варварами, попавшими в империю, а Андарз обругал его идиотом и растоптал всех бесов, которых варвар держал в колбах.

– Ну, – настороженно сказал Иммани.

– Наверняка, – сказал Нан, – глупый варвар не отстал от мерзкого занятия. Я бы мог арестовать его за это паскудство, если бы знал, к какому алхимику он ходит.

Винная чашка выскользнула из рук Иммани, стукнулась о край балкона, подскочила и улетела вниз, на мостовую. Через мгновение далеко внизу послышался бьющийся звук и бешеная ругань случившегося рядом возчика.

– Что вы, – сказал Иммани, – если бы я знал, к какому алхимику он ходит, я бы давно сообщил господину Андарзу!

* * *

Ночью Шаваша разбудил хомячок Дуня: тот тревожно попискивал и метался в гнезде. Шаваш открыл глаза и сунул руку под подушку, туда, где в белой тряпочке лежали деньги. Деньги были на месте. В проеме двери стояла тень.

– У тебя тут холодно, – сказала тень.

По голосу Шаваш узнал молодого господина Астака.

Юноша сел к нему на матрасик.

– Страшно это было, – мертвый человек? – спросил юноша.

Шаваш ничего не ответил. Он однажды видел село, где императорские войска усмирили повстанцев.

– Все сбежались, как стервятники, – продолжал юноша о своем. – Что за дрянь – люди? Вот подумать только: когда к казненному на площади слетаются стервятники, они это делают, потому что им надо есть. А ради чего к казненному собираются люди?

– Люди не все делают ради того, что им надо есть, – сказал Шаваш. – Люди многое делают совершенно бескорыстно.

Юноша молчал. Потом сказал:

– Слушай, пошли в мою комнату. Там теплее, а мне страшно одному.

Шаваш поднялся и стал скатывать свой матрасик.

– Не надо, – сказал юноша. – У меня борзая померла, от нее осталась хорошая лежанка: для раба как раз хватит.

Лежанка была действительно хороша, и много мягче матрасика.

– Если бы не Амадия и не Иммани, – сказал юноша, – отец бы не приказал тебя выпороть! Как не стыдно – слушаться собственных слуг!

– Иммани плохой человек, – сказал Шаваш. – Представляете, господин, мне велели отнести корзинку с подарками осуйскому послу, а он стащил из корзинки персик! Надеялся, что меня накажут! Разве человек, который воровал миллионы, может опускаться до того, чтобы украсть персик? А осуйский посланник подарил мне серебряный грош.

– Глупый ты мальчишка, – сказал Астак, – этот осуец еще хуже Иммани. Иммани украл у тебя персик, и ты это видел. А осуец одной рукой дал тебе грош, а другой в это время украл у страны миллион!

– Другой рукой он в это время дал мне корзинку для господина Андарза, – возразил Шаваш. Вздохнул и прибавил: – А правда, что Шан’гар искалечил пальцы, спасая вашего отца? Или он лишился их в каком-нибудь кабачке?

– Правда, – сказал юноша. – А когда ему было одиннадцать, он убил моего дядю, наместника Савара.

– Удивительное это дело, – сказал Шаваш, – убивает одного брата, защищает другого.

– Он же варвар, – сказал юноша, – а варвары совсем не такие, как мы. Они такие дикие, что прабабка Шан’гара родилась от шестиногого вепря. А у этой прабабки был сын, который, чтобы отомстить за смерть отца, согласился превратиться в скорпиона и десять лет жил в доме обидчика, выбирая верное время для укуса.

История о скорпионе насторожила Шаваша. Он засопел.

– Ты чего сопишь?

– Так, – ответил Шаваш, – не знаю, что и думать о Шан’гаре.

– Если ты не знаешь, что думать о человеке, – сказал молодой господин, – думай самое худшее.

После этого Шаваш заснул, и сорок ишевиков в белой тряпочке оттягивали ему рукав и грели его сердце.

* * *

Когда Нан и Иммани вышли на улицу, была уже полночь. Вдалеке били колотушки стражников. Иммани был пьян выше глаз, лепетал о несправедливости богов и просил Нана отвести его к одной девице в Осуйском квартале. Нан немедленно согласился. Они спустились по обрыву, туда, где в речной гавани покачивались красные и желтые корабли. Вход в гавань был перегорожен железной решеткой, а в решетке была дырка.

Пролезши через дырку, Иммани вдохновился, запетлял, как заяц, меж улиц и запел государственный гимн Осуи.