Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Ее новый временный «дом», который мой отец арендовал у знакомого, был явно старомодным образчиком китча, с расписными потолками и унитазом в виде трона. Гротескные украшения крепились к поверхностям клейкой лентой, чтобы никто, не дай бог, не сдвинул их с места, а мебель была покрыта прозрачной пленкой. Не имело значения то, что квартира располагалась почти в центре города: мама никого там не знала и не представляла, куда можно пойти. Погода ухудшалась, превратившись в типичную для Восточного побережья США зиму со снегом и льдом, в результате чего им еще меньше хотелось выходить на улицу.

Замкнутые в четырех стенах и не имевшие друзей, эти две женщины провели Рождество дома, выставив на стол заказанные из фастфуда блюда: пиццу, гамбургеры, картофель фри и кока-колу.

К тому времени, когда в конце декабря приехал мой отец, он нашел свою возлюбленную подавленной как физически, так и эмоционально — и понял, что его план сработал с точностью до наоборот. Поскольку приближался канун Нового года, он повез ее в тот город, какой, он надеялся, послужит ей тонизирующим средством, — в Лас-Вегас, стоящий посреди пустыни Мохаве. Этот центр развлечений с его пальмами, стремительными силуэтами американских машин и повсеместными огромными неоновыми вывесками, известный под названием «город греха», был не похож ни на что из виденного ею прежде. Роскошные отели и казино, такие как «Сэндс» и «Дезерт Инн», гудели от возбуждения. Это была эпоха «крысиной стаи»[26] и «Одиннадцати друзей Оушена»[27], где ежевечерне выступали Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис-младший и Дин Мартин. Только что был выпущен хит Элвиса Пресли «Viva Las Vegas», и вскоре на Стрипе

[28] должны были выступать The Beatles. Как жаль, что я не была достаточно взрослой тогда, чтобы увидеть Вегас во времена его расцвета!

Когда моя мать глядела на заполненные игровые столы и пьющих мартини любителей крупных ставок, играющих в блек-джек, рулетку и крэпс — точь-в-точь как в кино, — ее глаза горели. Отец понял, что правильно сделал, привезя ее в Вегас, хотя и немного остерегался дать ей волю в казино.

Взволнованная всем увиденным, она поддалась свойственному ей азарту, поддразнивая отца и уговаривая поиграть с ней в рулетку перед ужином. Папа не раз в своей жизни шел на основательно просчитанный риск в деловой сфере, но он никогда не был азартным игроком, поэтому купил ей на сто долларов фишек, а сам пошел к барной стойке выпить коктейль. Если он думал, что вскоре она вернется к нему под бочок, то ошибался. Она все не появлялась. Он допил свой коктейль и пошел искать ее. Каково же было его потрясение, когда он увидел ее во главе стола с рулеткой в окружении подбадривавших ее воздыхателей, а горка фишек перед ней выросла в шесть раз!

— Бруна! Come hai fatto?[29]

— не веря своим глазам, спросил он, спеша увести ее, пока она не проигралась.

Смеясь от радости, мама согласилась остановить игру, но при одном условии.

— Сегодня я буду угощать тебя ужином! — вскричала она. Это была маленькая, но важная победа. С тех пор как она ушла с работы, мама целиком зависела от моего отца. Ей хотелось для разнообразия побаловать его, и этот жест глубоко его растрогал.

Мать говорила, что выражение его лица, когда она выхватила у официанта из рук счет в конце их трапезы, «стоило каждого броска костей!» Мой отец был ошеломлен открытием — новой гранью Бруны, которая пребывала в превосходном расположении духа, наслаждалась жизнью, но при этом не теряла контроля. Казалось, он никогда не любил ее сильнее, чем в тот миг.

Глава 10

Рождение дочери

Мой отец обожал торговаться. Прирожденный коммерсант, он ничто так не любил, как сбить цену у конкурента и совершить выгодную для себя сделку. Когда я была ребенком, он проделывал это не раз и не два.

Помню один эпизод в британском винном погребке, когда несчастный продавец совершенно был сбит с толку.

— Если бы вы предложили мне 10-процентную скидку при покупке десяти бутылок вина, — втолковывал ему отец, — я купил бы десять бутылок, а не пять, и вы заработали бы больше денег.

Его логика была неопровержимой, но продавца все равно приходилось уговаривать. Когда он, наконец, уступил, папа выставил на прилавок еще две бутылки и сказал:

— Итак, за двенадцать бутылок я получаю 12-процентную скидку, верно?

Продавец в конечном счете согласился, хотя у него глаза полезли на лоб, когда он увидел отцовский бумажник, распухший от купюр. Папа смеялся всю дорогу домой.

Для него вопрос заключался не в экономии денег, но в самой игре — поединке умов с собратом-торговцем, — и это выводило мою мать из себя. Она скорее ушла бы из магазина, чем стала бы позорить себя тем, что называла «базаром». Тем не менее она не могла удержаться от смеха всякий раз, когда отец выходил победителем из какой-нибудь заковыристой сделки.