Он переночует в
Лаура. Мысль о Лауре — как молот. Лаура. Лаура. Снова Лаура! Он подумал об Ишмаэле, об Инженере. Ему стало страшно.
Он вернулся в кабинет Вунцама — тот ушел домой. Была половина третьего. Позвонил братьям Пруна.
Братья Пруна жили на улице Томмеи, в Кальвайрате, их было трое. Однако обычно их было двое: один из них — по очереди — всегда сидел в тюрьме. Лопес платил им из средств отдела расследований: наблюдение, слежка,
Он не работали, жили мелким мошенничеством, их по очереди сажали. Он
Пруна не сразу ответили, а когда ответили, послали его в задницу. Однако им были нужны деньги. Лопес дал им адреса: Лауры Пенсанти и Инженера. Попросил следить за обоими. Он будет часто звонить им по сотовым, чтобы получать отчет. В общих чертах объяснил ситуацию. Инженер — извращенец, в деле замешан ребенок. Лаура — жертва, ее надо защищать. Пруна
— А что делать с ее мужиком? Если у нее есть мужик, что мы, мать твою, будем делать, Лопес?
— У нее нет мужика.
Молчание. Они поняли.
— А на работе?
— Я вам плачу. Придумайте, как следить за ней на работе.
— И сколько все это будет продолжаться?
Он задумался. Сколько будет продолжаться?
— Пару дней.
Если окажется недостаточно, он увеличит сумму.
— А второй тип?
— Инженер? Достаточно, что вы будете за ним следить. Мы распутали его дело, мы прослушиваем его. Его сотовый телефон под контролем. Достаточно, чтоб он не приближался к Пенсанти.
— Мы должны сделать что-нибудь плохое с этим типом?
Он размышлял недолго.
— Нет. Нет, ничего не делайте. Достаточно, чтоб он не приближался к девушке.
— Но почему ты не поручишь это своим? — Второй Пруна смеялся на заднем плане.
— Так ведь вам есть нечего. Еды не хватает. — И Лопес засмеялся.
— Какой еды, Лопес? — И засмеялись все, они послали его в задницу, попрощались.
Ему дали пижаму, у него ничего с собой не было. Он не чистил зубов, у него был тошнотворный привкус во рту, слюна почти не выделялась — из-за папиросок и из-за напряжения. Он разделся. Отек на колене спал, но до синяков было больно дотрагиваться. Он думал о Лауре. О Брюсселе. Думал о багажнике «мерседеса». Он был уверен, что внутри, бледный и неподвижный, лежит ребенок — возможно, теперь он уже мертв. Возможно, тот человек освободился от него, как уже освободился от Ребекки.
Он улыбнулся всего на мгновение, прежде чем заснуть, вспомнив, как Лаура обозвала его «вялым хреном».
Он проснулся в семь. Зубы не чистил, рот вонял, как сточная канава, он прополоскал его с мылом, на языке остался горьковатый налет. Синяки стали получше, но ноги дрожали.