Во имя любви

— Примерно, — неторопливо ответил он, уловив, наконец, суть заданного Федечкой вопроса. Иван отклонился назад и спустил босые ноги с кровати. Хотел было подняться во весь рост, но передумал. — Я одной пользуюсь. Мне отец другую дал на всякий случай, но не разрешил в нее влезать, пока первая «VISA» не кончится.

— Дай-ка мне, — азартно попросил Федечка.

Он буквально горел желанием сделать что-нибудь существенное и полезное для Кирсанова. Жизнь и так преподнесла мальчугану в последнее время много неприятных моментов и испытаний, так что неплохо бы было компенсировать этот негатив позитивными сторонами.

— Которая запретная? — на всякий случай уточнил Иван, хотя и так прекрасно понял, что именно эта кредитка в первую очередь интересует Розгина.

— Ага.

Кое-как справившись с головокружением и неприятными ощущениями в желудке, Иван спрыгнул с кровати и приблизился к стоящей возле подоконника дорожной сумке из синей болоньевой ткани. Рука мальчика привычно нырнула в просторный боковой карман и выудила оттуда кожаный бумажник. Вскоре Кирсанов отыскал в одном из кармашков заветную пластиковую карту, некогда врученную ему лично отцом.

— На, только не снимай ничего. — Он подошел к столу с компьютером и протянул другу синий прямоугольник.

— Ну как я могу снять на обычном компьютере? — улыбнулся Розгин.

Иван лукаво прищурился и шутливо погрозил юному программисту пальцем.

— Не знаю как, но ты можешь… — польстил он самолюбию лавровского отпрыска. — Я сейчас к Лизе…

Кирсанов ощущал, что ему просто необходимо прогуляться, а не сидеть на одном месте. Размять конечности, так сказать. А потому он без долгих раздумий двинулся к выходу из комнаты, намереваясь, как и сказал Федечке, навестить для начала старую экономку их семейства. Но уже приступивший к коварным махинациям Розгин окликнул его в тот момент, когда Иван коснулся пальцами дверной ручки.

— И персональный код.

Кирсанов повернул голову. Федечка вовсю колдовал над клавиатурой, быстро пробегая пальцами по кнопкам. На Ивана он при этом не смотрел.

— Так не помню, — пожал плечами наследник «Империи». — В сумке дно вынимается, с обратной стороны записан…

Федечка молча кивнул в знак того, что он все понял и справится. Кирсанов улыбнулся и вышел за порог комнаты. Осторожно прикрыл за собой дверь. Розгин, казалось, и не заметил его ухода. Низко склонившись в кресле, он с головой ушел в увлекательный для него лично процесс.

В маленькой, выделенной ей на первом этаже дачи комнатке Лиза чувствовала себя не очень уютно. Не из-за тесного пространства, конечно, а по причине неловкости ситуации. Умом и сердцем женщина понимала, что она не может бесконечно долго злоупотреблять добротой и гостеприимством хозяев дачи. Невзирая на то, что говорил ей об этом Лавр, да и все остальные тоже. Голощапова была не дома. Вот что самое главное.

Расчесав густые седеющие волосы старым гребнем, видавшим на своем веку и лучшие времена, Елизавета Михайловна критически осмотрела себя в большом квадратном зеркале. Убрала гребень на прежнее место в ридикюль и несколько минут сидела молча без всяких движений. Свет в комнате женщина тоже не включала, хотя сумерки за окном уже были настолько плотными, что пространство перед зеркалом почти полностью погрузилось в темноту. Угадывались только очертания. Но окна еще были относительно светлыми.

Приоткрытая дверь тихо скрипнула, и Елизавета Михайловна обернулась на звук. Порог маленькой комнаты осторожно переступил Иван. Лиза поднялась ему навстречу.

— Ты далеко?

Кирсанов сделал всего несколько шагов по направлению к центру комнаты и остановился. Огляделся по сторонам. Ощущение тошноты и головокружения у него уже прошло, но в душе по-прежнему присутствовал какой-то неприятный осадок. Будто предчувствие чего-то недоброго. Мысли о плачевном состоянии матери, лежащей там, на больничной койке, ни на мгновение не оставляли его сознание. Просто парнишка старался не показывать своей слабости окружающим. Даже Лизе, с которой он был знаком ровно столько, сколько помнил себя самого. Неудивительно. Эта женщина находилась рядом с ним с самого момента рождения. Иван это знал.

— Надо вернуться в город… — Ответ почему-то дался Голощаповой с большим трудом.

Как бы ни старался Кирсанов, от опытной домработницы не скрылись его внутренние переживания. Она скорее почувствовала их, нежели сумела разглядеть на лице мальчика в комнатном полумраке. Иван молчал, не спешил продолжать наметившуюся с Елизаветой Михайловной беседу. Голощапова немного смущенно шагнула к нему и, обняв за плечи, привлекла мальчика к своей груди. Теперь он мог расслышать каждый удар ее сердца.

— Мы справимся, Ванечка, — сказала она. — Ты уже справился. Осталось взрослым разобраться с какой-то ерундой, и…

— Это не ерунда, — перебил ее на полуслове Кирсанов, слегка отстраняясь.

— Что? — не поняла Елизавета Михайловна.