Во славу Отечества

В начале августа русский посол в Париже известил президента Франции о желании генерала Корнилова внести ясность в небольшое недоразумение, касающегося территориальной целостности российских границ. Если господин Клемансо считает незыблемыми довоенные европейские границы российской империи, то тогда следует считать признание польского правительства на территории Франции политическим курьезом и недоразумением. Если же нет, то тогда русское правительство не считает нужным заниматься освобождением польских земель от германских войск, поскольку Россия и так уже понесла огромные людские потери в этой войне, и генералу Корнилову дорог каждый его солдат. В этом случае Ставка Верховного командующего оставляет за собой право прекратить наступление в Польше и, создав крепкую оборону, перейти к сражению с Австрией за Галицию.

Лондон сознательно не был поставлен в известность перед этим фактом, поскольку непризнанное польское правительство находилось в Париже, и именно Париж, остро нуждался в помощи русского «парового катка». Кроме этого Корнилов сознательно исходил из принципа: «Сказанное одному - сказанное для всех» автоматически распространяя свой меморандум и на другого союзника по Антанте.

Получив столь недвусмысленный щелчок по носу, союзники вначале громко и чувственно возмущались, но затем, когда пар выдохся а страсти улеглись, было мудро решено подождать с ответом, который полностью зависел от успеха русского оружия. Если войска Корнилова завязнут в позиционной борьбе за «сторожку лесника», то вся эта русская наглость не стоит и минуты драгоценного времени союзников. А вот если армии Верховного правителя добьются успеха, то тогда стоит напрячь воображение для достойного ответа.

Одновременно с этим, Клемансо и Черчилль стали энергично форсировать решение вопроса о скорейшем увеличении численности американского экспедиционного корпуса в Европе, как реального противовеса русскому союзнику. Общая численность американских солдат на начало августа составляла 378 тысяч человек, и, в основном, они находились на второстепенных участках фронта.

Першинг заверил союзников, что в этот месяц на континент должно прибыть очередное подкрепление численностью в 70-80 тысяч американских пехотинцев вместе с четырьмя артиллерийскими бригадами. В последующем месяце планировалось увеличить численность прибывающих войск до 100-120 тысяч. Это было  всё, что генерал мог твердо гарантировать европейцам от имени президента Вильсона на данный момент.

Союзники одобрительно кивали головой и выражали неподдельную радость от слов своего заокеанского союзника и борца за демократию, но когда Першинг ушел, особой радости на лицах европейцев не было, и на это были свои серьёзные причины. Они прекрасно помнили, как не далее, как в мае, американцы твёрдо гарантировали непрерывную поставку своих войск, и что из этого получилось. Как бы сладко не пел американский соловей, его собственные интересы всегда будут на первом месте.

Кроме этого, напуганные недавними непрерывными немецкими наступлениями, союзники впадали в стойкую нервозность при одной только мысли, что получив относительную свободу рук на востоке, немцы не повторят попытку вновь отыграться на западе.

Черчилль и Клемансо хорошо понимали, что Фош не может гарантировать неприступность союзной обороны перед новым немецким наступлением. В этом случае вновь придется обращаться за помощью к Корнилову и неизвестно, что потребует он на этот раз. Одним  словом, союзники с огромным вниманием следили за успехами своего восточного соседа, который одновременно и оттягивал на себя рвущихся к Парижу немцев и создавал новые проблемы западным союзникам.

К огромному разочарованию Черчилля, Господь не услышал его молитв, и русские выполнили обещанное в рекордно короткие сроки и вместе с тем, они оказались отнюдь не обескровленными и обессиленными, как того хотелось британскому премьеру.

Союзники по своему великодушию тянули время, но у Корнилова была прекрасная память на всё, что касалось интересов России, и потому 22 августа представитель России в штабе Фоша генерал-майор Рябцев известил союзников о намерениях Ставки завершить наступление русских войск и переходу их к обороне. На все вопросы союзников генерал невинно отвечал, что русские и рады бы продолжить гнать германского супостата до самого ихнего Берлина и даже закончить проклятую войну в этом году, да вот всему этому мешает невесть откуда взявшийся, какой-то польский вопрос. Рябцев искренне негодовал вместе со своими союзными коллегами по поводу этой дипломатической глупости и нелепости, не позволяющей славным защитникам страны, получить в честь долгожданной победы вполне заслуженные новые награды, чины и почести и отправиться на мирный отдых. Генерал публично ставил сто к одному, что это происки треклятых дипломатов, сумевших втереться в доверие Верховного правителя и ведущих свои тайные игры.