Во времена фараонов

Сказав это, Буррабуриаш приступает к вопросу, в котором заинтересован лично: «Ныне царь ассирийский мой данник: мне незачем говорить тебе, почему он явился просить твоей дружбы; если ты любишь меня, пусть никакого договора не будет заключено (между вами), оттолкни его подальше». Фараону же выгодно было удерживать равновесие между всеми царями. Из одного письма ассирийского царя мы узнаем, что к нему были отправлены послы из Египта и что такой же традиционный союз существовал между Фивами и Ниневией, как и между Фивами и Вавилоном. [65]

Кровные узы родства были необходимы, чтобы скрепить и облегчить дипломатические сношения; завязывать матримониальные переговоры было тогда, как и в наши дни, одной из важнейших задач посланников египетских и азиатских. Мы прекрасно осведомлены об этой любопытной стороне их обязанностей по отношению к царям Митанни и Вавилона.

Письма Тушратты, царя Митанни, показывают, с каким упорством добивались фараоны руки какой-нибудь варварской принцессы, которая своим присутствием в фиванском гареме служила залогом верности их отцов египетской политике. Ситатама, дед Тушратты, отдал руку своей дочери только после семикратных посланничеств Тутмоса IV; Аменхотепу III пришлось шесть раз испрашивать сестру Тушратты, а когда у него просили его собственную дочь, Тадухеппу, Аменхотепу IV, он явил величайшее благоволение, ответив сразу: «Мою дочь, я отдаю ее тебе». Вот как велись переговоры. [66] Аменхотеп IV, в то время простой наследный принц, отправил чрезвычайного посла по имени Мени с подарками и письмом своего отца Аменхотепа III, составленным следующим образом: «То, что я теперь посылаю тебе, это ничто… но если ты дашь мне жену, которую я желаю, подарки последуют (в большем количестве)». Послов Тушратты допустили осмотреть груду золота, бесчисленные подарки, предназначенные для отца будущей царицы. Тушратта принял египетского посланника и, получив подарки, велел сказать царственному жениху: «Великая дружба связывала твоего отца и меня; теперь у меня будет еще больше любви к тебе, его сыну» [67] . Это великодушие нисколько не помешало Тушратте горько сетовать впоследствии на то, что его лишили части обещанных подарков, которые так и не были посланы.

Матримониальные переговоры с вавилонским двором встречали ряд затруднений. Аменхотеп III женился на сестре Кадашман-Эллиля, царя Кардуниаша; несколько лет спустя он потребовал себе в новые жены собственную дочь Кадашман-Эллиля. Последний отказал, вовсе не потому, однако, что соперницей дочери его, Зугарти, была бы ее собственная тетка; со дня ее вступления в гарем фараона ни один из вавилонских посланников ее не видал и ничего о ней не слыхал. Что такое мог делать фараон со своими иноземными женами? Прежде чем отдать свою дочь, Кадашман-Эллиль желал бы узнать, в чем дело.

Затруднение было серьезное, так как Аменхотеп III сообщает о нем целиком в единственном дошедшем до нас письме; [68] «Я узнал, – пишет он Кадашман-Эллилю, – об этих словах, с которыми ты обратился ко мне: ”Как просишь ты меня выдать за тебя дочь, тогда как сестра моя, которую дал тебе мой отец, находится у тебя там и никто ее не видал; что же, жива ли она или умерла?”

Нам не известно, действительно ли с вавилонской принцессой произошло несчастье; Аменхотеп отвечает на это в туманных выражениях. Он приводит еще и другие сетования своего корреспондента. Кадашман-Эллиль напоминает, что однажды его посланника ввели в гарем, когда все жены фараона были в сборе, и сказали ему: «Вот ваша госпожа перед вами». Посол не узнал ее и не мог определить, которая из этих женщин была сестрой его царя. На это фараон отвечает: «Посланный тобой не был знатного рода, который знал бы (раньше) твою сестру и мог, обратившись к ней, узнать ее и вступить в беседу. Посланники, которых ты направляешь, – люди низкого звания; например, Загара – погонщик мелкого скота, и нет ни одного из приближенных отца твоего». Но Кадашман-Эллиль отвечает: «Это какую-нибудь из знатных дочерей видели у тебя мои посланники; кто скажет, что (это моя сестра)?» Новый ответ фараона: «Если бы сестра твоя умерла, зачем было бы скрывать это от тебя?»

Сцена забавна, и, не предполагая преступления, легко объяснить ее себе растерянностью простолюдина, возведенного Кадашман-Эллилем в посланники, который, попав в гарем фараона, утратил всякую способность распознавать людей и предметы. Можно представить себе жалкий вид бедного азиата, плохо одетого, без всяких манер, посреди жужжащего улья, перед лицом насмешливого фараона и сотни цариц, веселых, шутливых, сверкающих драгоценностями, нагих под прозрачным газом. Отрывок из «Странствий Синухе» [69] дает нам представление о том, что там произошло.