Во времена Перуна

— Меня призывают к себе боги, — медленно заговорил Рюрик, — ныне прощаюсь с вами, любезные воеводы и верная дружина. С вами жизнь жил, с вами славу и золото добыл.

За то благодарю вас. Но и вы со мною удачливы были, а те, кто захотел жить сам по себе и ушёл от меня, сгинули. Ныне объявляю мою последнюю волю. — Рюрик обвёл взглядом стоявших у его одра воевод, и его взгляд был, как всегда, твёрд. — Слушай, Алвад, и все… Слышите вы меня?

— Слышим, князь, — ответил за всех Алвад.

— Так слушайте мою последнюю волю.

Рюрик замолчал, погладил по головке Игоря и, захватив широкой ладонью, подвинул к себе.

— Княжение передаю сыну моему Игорю. Вам, воеводы и дружина, слушать его, как меня. А пока он мал, блюсти княжение Олегу. Такова моя воля. Клянитесь на верность и послушание Игорю и Олегу.

— Князь, я твой племянник, — сказал Алвад, — а Олег даже не нашего рода.

Со двора донеслись голоса и звон оружия.

— Что там? — тревожно спросил Рюрик.

— Это, князь, по моему слову пришла дружина проститься с тобой, сказал Олег.

— А-а-а… — На лице Рюрика появилось подобие улыбки, он отстранил от себя Игоря. — Возьми, Олег, князя Игоря, даю тебе его с рук на руки. Отныне ты ему отец и оборона.

Олег взял мальчика.

— Будь покоен, князь! — И, повернувшись к воеводам, он сказал: — Кого любил и жаловал отец, того будет любить и жаловать сын.

— Да будет так, — проговорил Рюрик. — Клянитесь, воеводы…

По горнице пронёсся глухой шорох вытаскиваемых из ножен мечей.

После клятвы Рюрик сделал рукой знак, чтобы все ушли и с трудом сказал:

— А ты, Олег, останься…

Когда все ушли, Рюрик заговорил снова, медленно, всё тише и тише с каждым словом:

— Олег… помни… свою клятву…

ПОХОРОНЫ

Рыданья женщин-плакальщиц огласили княжеский дом.

Олег приказал Ролаву и Добромиру охранять Сбыславу и Игоря, чтобы не случилось с ними чего недоброго в суматохе.

На высоком берегу Волхова, там, где стоял Рюрик с дружиной, когда пришёл к Новгороду, призванный Гоетомыслом, рабы выкопали глубокую яму временный приют князя. В неё опустили одетое в богатые одежды тело Рюрика, там оно будет находиться, пока всё будет готово к торжественным похоронам.

Когда рабы покрыли яму настилом из смолистых сосновых брёвен, к старшей жене Рюрика и стоявшему возле неё Алваду подошла одетая в чёрное старуха, высокая, крепкая и широкоплечая. Это была распорядительница похорон. Её называли Прислужница Смерти. Уже многих знатных мужей и простых воинов снарядила она в дальний путь — в мир мёртвых.

Старуха поклонилась. Алвад кивнул в ответ.

Старуха подняла вверх костлявые руки и, повернувшись к толпе рабынь и служанок, хриплым голосом воззвала:

— Кто из вас умрёт вместе с ним?

И не успела она договорить, Сбыслава рванулась вперёд и закричала:

— Я! Я! Я умру с моим господином! — и она разрыдалась.

Все оцепенели. Обычай предписывал, чтобы умершего в мир мёртвых сопровождала служанка, а не жена, которая должна была заботиться о детях. Но и запрещения для жён, желающих разделить судьбу мужа, тоже не существовало.

Но существовал другой, требующий неукоснительного выполнения закон: женщина, вызвавшаяся умереть вместе с покойным, не могла отречься от своих слов.

Как только Сбыслава сказала первое слово, к ней подошли две девушки в чёрной одежде — помощницы Прислужницы Смерти — и встали за её спиной. Теперь они будут повсюду следовать за ней, куда бы она ни пошла.

Сказав роковые слова, Сбыслава успокоилась.

Старуха, как чёрная птица, легко и неслышно, поспевала повсюду, и повсюду, казалось, стояла её нетающая тень.

Живые готовили умершего в дальний путь.

Женщины кроили и шили драгоценные погребальные одежды из самых дорогих материй — парчи, бархата, византийских наволок, шёлка.

По обычаю, на одежды выделили треть всех его сокровищ.

Треть останется жёнам и детям.

Треть пойдёт на мёд и вино для тризны.

На княжеском дворе поставили столы с мёдом, вином и всякими угощениями для всех новгородцев. Стояли столы и в княжеских покоях, и в дружинной, и у рабов. Все должны проводить князя, пируя и веселясь, чтобы пиром и весельем началась его загробная жизнь и так продолжалась вечно.

Наконец наступил день, когда Рюрик должен был отправиться в царство мёртвых.

На берегу Волхова сложили из сухих брёвен большой костёр, на костёр поставили ладью, в ней уплывёт князь к праотцам.

Князя одели в драгоценные погребальные одежды и положили в шатре на ладью.

Закатилось солнце, и с последним его лучом к костру привели Сбыславу, также одетую в драгоценные одежды.

Два воина склонились перед ней, она поставила ноги им на ладони, и они подняли её.

— Вот я вижу своего отца и свою мать, — сказала она, как требовал того обычай, и её опустили на землю.

Подняли во второй раз, и она сказала:

— Вот я вижу, сидят все мои умершие родственники.

Её снова опустили и подняли в третий раз.

— Вот я вижу своего господина, — сказала Сбыслава, — он сидит в зелёном саду, вокруг него мужи и отроки. Вот он зовёт меня. Так ведите же меня к нему!

Сбыслава сняла с запястий два ручных браслета и отдала их старухе Прислужнице Смерти, сняла с ног ножные браслеты и отдала девушкам, служившим ей.