Во временное пользование

– Он не хочет с вами разговаривать. Он расстроен. Так сильно, что ему стало плохо с сердцем. Мы вызвали врача, лечим его. Наш брат нам дорог! А вам , похоже, нет…

– Прекратите! Дайте мне с ним поговорить! – я вышла из себя и закричала.

Но голос был издевательски спокоен:

– Не надо кричать. И , если хотите , чтоб вашему брату стало лучше, стоит прекратить делать те глупости, что вы делаете. Это последнее предупреждение.

Собеседник отключился, а я еще долго сидела в ступоре.

Ситуация повернулась так, как я и не рассчитывала.

Отвыкнув в спокойной и дружелюбной Европе от реалий родного края, я позабыла , как тут могут себя вести люди. И до сих пор не могла поверить в происходящее. В азарте и гонке за достижением своей цели, я забыла про то, что у меня есть уязвимые места. Может, дело в том, что Кирилл никогда не был моим слабым звеном? Наоборот, я всегда считалась неприспособленной к жизни, неуверенной в себе. Не от мира сего. Творческий человек, что с меня взять? Родители всю жизнь взращивали во мне эту рафинированность, считая, что девушке очень полезно заниматься чем-то этаким, приятно-необременительным. Они были уверены, что мне никогда не придется выживать, не придется самой зарабатывать себе на пропитание. Кирилл, как наследник и старший брат, тоже полностью поддерживал этот их настрой. И после смерти папы и мамы, погибших неожиданно и не оставивших завещания, просто привычно взял на себя все рутинные семейные дела. Ему это было в радость. А я…

А я полностью погрузилась в творчество.

Оно не приносило финансового благополучия, но, при постоянной и мощной денежной поддержке Кирилла, только радовало. Меня охотно брали на выставки, приглашали на различные движы, которыми так богат мир искусства. Когда есть средства , тебе открыты многие пути.

Я настолько увлеклась, настолько погрузилась в свою жизнь, что постепенно потеряла связь с реальностью. И с братом тоже.

И вот теперь реальность ударила меня в отместку за глупость и наивность.

Записанный разговор я бережно сохранила. Но больше ничего не сделала.

Просто испугалась, наконец-то.

Потому что голос человека, разговаривавшего со мной , был очень спокойным. Нейтральным. И абсолютно маньяческим.

Мне надо было прийти в себя, продумать дальнейшую стратегию, которая теперь не могла включать в себя лобовые грубые атаки.

Пока я соображала, что делать дальше, события начали развиваться очень быстро. Словно кто-то дал отмашку по моей проблеме.

Номер гостиницы, где я жила, перевернули вверх дном. Украли ноутбук, какую-то технику, украшения.

Хорошо,  что я все самое ценное – карточки и документы, всегда носила с собой.

Заявление в полицию ничего не дало.

Потом у меня закончились деньги.

Выставка в Барселоне сорвалась, инвесторы отказались от сотрудничества со мной по неизвестным причинам.

Моя квартира в Барселоне,  арендованная на несколько лет вперед, неожиданно оказалась опять выставлена в аренду. Мои вещи, картины, инструменты… Все пропало.

На личных счетах в банке было совсем немного, я же всегда рассчитывала на поступления от своей доли в компании!

Я не была коммерческим художником, предпочитая делать то, что хочется, не гналась за прибылью!

И теперь не имела ни контрактов, ни толковых связей… Ничего. Мой агент что-то говорила о том, что времена сложные, и надо бы притормозить, переждать…

Но я не могла ждать!

Мало того, что у меня не оставалось средств к существованию, так еще и за Кирилла переживала! Конечно, я понимала, что повлиять на решение взрослого человека не могу, но черт! Мне показалось тогда, во время единственной нашей встречи, что он… Ну, что он не совсем искренен… Или мне так показалось? И после ужасного разговора я была уверена, что брата удерживают силой, может, на препаратах. И теперь мне было необходимо снова добраться до него, поговорить, но без свидетелей. С глазу на глаз.

Сделать я этого не могла никак. Мои походы в офис этой организации, мои звонки могли негативно сказаться на Кирилле.

Так же, как и моя дурацкая непродуманная активность.

Короче говоря, я оказалась в жуткой ситуации. В родном, вроде бы, городе, но без денег, без помощи, без родных.

Памятуя разговор на террасе, больше я к друзьям и партнёрам отца не ходила. И осознала, насколько я была слепой дурочкой, что вот так вот думала, будто никто ничего не знает, и мне помогут. Конечно, они все знали! И, может, даже что-то получили от Кирилла… Или ЗА Кирилла…

Тут во что угодно поверишь, в любой бред.

В гостинице жить стало опасно. Я все время боялась , что кто-то зайдет ночью.

Стала искать съемное жилье.

И все чаще мелькала мысль бросить все и уехать. Все же  я на редкость слабая, раз так думала. Но думала. И даже просчитывала варианты. Пыталась, по крайней мере.

Конечно, жить за границей я теперь не могла, не позволяли средства.

Но,  может, в другом городе я смогла бы устроиться на работу… Правда, я не знала, на какую. Ничего в голову не приходило.

И к тому же, я не могла уехать просто так. Бросить Кирилла.

Не могла.