Ну а я возвращаюсь к людям, с которыми учился в комбинате на «Нагорной». Из дам мне ещё запомнилась весёлая толстушка по фамилии Белова. Она оказалась из Апаковского депо. Запомнилась худенькая смурная девушка с чёрными кудрявыми волосами из Бауманского — вот она меня, кстати, сильно недолюбливала, я уж не знаю отчего — мы с ней не общались практически. И ничего плохого я ей даже теоретически сделать не имел возможности. Но тут уж может случиться как угодно. В чужую голову не влезешь. И весьма хорошо я помню вечно беспокоящуюся и, к сожалению — довольно глуповатую женщину лет сорока — сорока пяти. Точно не скажу. Вот её мне было искренне жаль. Она пришла на трамвай не за романтикой, и не «воплотить мечту детства в рубли», а от самой натуральной безысходности и нищеты. У неё на руках имелось двое несовершеннолетних детей, и нужно было позарез кормить их, одевать и учить. И платить за квартиру. Училась она плохо, на двойки, что вполне объяснимо. Когда ей сидеть за изучением «пути тока в цепи ходовых контакторов» или разбираться как функционируют «индуктивные шунты»? А как я объяснял, правила в комбинате такие: пропускаешь три дня занятий подряд — документы в зубы и дави на родину. В депо. К начальству. Объясняться на ломаном китайском, почему развалился Советский Союз, и отчего ты не хочешь постигать такую полезную и насущно необходимую науку как устройство вагона «Татра» 3. Или КТМ-608. Получаешь три двойки подряд (не важно, по каким дисциплинам), документы в зубы и… Вот эту женщину, кажется звали её Наташа — отправляли из комбината трижды. И трижды начальство в депо, выслушав незамысловатые оправдания, и сочувственно качая седовласой головушкой, возвращало её обратно. Таков был кадровый голод на предприятиях транспортной системы Москвы в те времена. 1999 год. Но здесь к слову, тот редкий момент, когда я лично — целиком на стороне начальства. Ибо, как показала практика и жизнь, хорошо учиться на водителя трамвая и хорошо водить трамвай — вещи кардинально разные. И руководство (зачастую сами бывшие «водилы» «выбившие в люди» тем же манёвром что и выше приведённый начальник охраны Гена), безусловно, это наизусть знало. И стремилось удержать пришедших к ним людей всеми возможными методами и силами. То есть, в принципе, прогулы и двойки были не так уж страшны, между нами говоря. Да, неприятно лишний раз объясняться в отделе эксплуатации, но не более того. Пожурят, пальцем погрозят, напишут новые бумаги и айда на Нагорную, в ту же группу…
Продолжаем. Из мужской части я хорошо помню двоих: одного из Окрябрьского депо по имени Володя, и второго из Русаковского. Володе было лет 45. И до прихода в депо он тоже что-то водил. Только не в системе городского транспорта. На трамвай его загнала нужда, и как он сам заявлял «постоянная стабильность». Сейчас, по прошествии времени я его отлично понимаю. Дожив до определённого возраста, и впрямь очень хочется стабильности. А уж в шизофренических девяностых, чур меня — чур меня, тем более. Но о Володе у нас ещё будет время поговорить, благо нас кинули вместе на две недели учебной езды в Октябрьское депо. И это время оказалось одним из лучших, что я провёл на трамвае. Однако о том чуть погодя. Что же касается второго, то его фамилия была Сурусов. Он пришёл к нам прямо из метрополитена. Да-да. Он являлся бывшим машинистом метро. Ему тоже набежало за сорок, и у него имелись серьёзные пункты со слухом и зрением. И… с алкоголем. Но если в первых двух проблемах он обвинял, кого только мог — в первую очередь «вечное проклятое подземелье с грохотом откуда вылетаешь на свет, и…пипец», то вторая, очевидно, целиком и полностью лежала на его дурости. Впрочем, вторую он проблемой не считал, и частенько приезжал на занятия «на веселее». Чем вызывал недоумение преподавателя ПДД Петухова. Общество частенько посмеивалось над Сурусовым. Особенно над тем как он отвечал «выученный материал». Это был трагифарс.
— Сурусов! — грозно обращался к нему голос того или иного преподавателя. — А ответьте — ка мне на такой вопрос… каким образом, вернее за счёт чего…
И далее следовало малопонятное название агрегата, повергающее мозг бывшего машиниста в мистический трепет. С детальным выяснением, как этот агрегат работает и каково его главное, и вспомогательное назначение.
Ответы Сурусова выглядели следующим образом:
— А — а — а, да! Вот… точно! Значит… э-э-э… значит… ну, как вы сказали?
— Ну, Сурусов, — с иронией вещал голос из-под небесья. — Что вы как маленький? Продолжайте. Комплект пружин… я же не могу за вас отвечать!
— Да-да, я же говорю: комплект пружин, это… как его… расположен… э — э — э, рядом.
— Рядом с чем?!
— А — а — а, ну как с чем? Это… как его… комплект пружин… сейчас я вспомню…
— Чего тут вспоминать, Сурусов? Защитный кожух имеет там место быть?
— Ах, да! — восклицал, быстро и часто кивая головой, бывший машинист подземки. — Конечно защитный кожух! Как же я про него забыл? Да-да! Комплект пружин в защитном кожухе! Правильно-правильно!
— Где комплект пружин?
— В защитном кожухе!