Водитель трамвая

— Так, — произнесла наставница, озабоченно наблюдая, за выскакивающими справа автомобилями. — Тут надо быть предельно осторожными. Смотри-смотри направо… да… так… кто там едет? Пропускает нас? Давай, очень осторожно поворачивай. Пусть нас увидят… вот так… ну что, пропускают?

— Да, — отозвался Фролов голосом старого аптекаря, ищущим под прилавком закатившуюся склянку. — Остановились…

— Тогда давай, дави на педаль. Но не слишком сильно.

Наш вагон начал нервно дёргаться и подпрыгивать, продвигаясь вперёд. Водители в пропускающих нас автомобилях с удивлением взирали на ужасное чудище с огромной надписью «Учебный» на боку рывками выпрыгивающее на улицы города.

— Спокойно, — говорила Морозова, — ну что ты так дёргаешь вагон? Надави поглубже, но плавно… вот так… давай, перекрёсток почти проехали…

— Если мы так станем весь день ездить, — обратился ко мне втихоря Гена Николаев, — то к вечеру можно будет отбивные не делать.

— Это ты к чему? — не понял я.

— А к тому, что этот горе-водитель нас ухайдакает ещё до возвращения обратно.

— А ты думаешь, что сам будешь ездить лучше? — спросил я его, приподняв брови.

— Да уж во всяком случае, никак не хуже! — кивнул он, пытаясь зевнуть. — Да и вообще, ничего сложного в этой работе нет!

— А ты раньше работал водителем?

— Я? Никогда! Зачем мне это надо было?

— А сейчас зачем тебе это надо? — меня не слишком интересовал его ответ, но раз уж делать всё ровно было нечего, я решил: пусть уж что-нибудь говорит.

— Сейчас мне жрать нечего, — с тяжёлым вздохом произнёс он, но выдавив, тем не менее, из себя улыбку. — Раньше у меня была работа. Дом.

— А теперь что? — поинтересовался я, глядя, однако на Катю Гасымову, о чём-то оживлённо беседующую с Ребровым.

— А — а — а, — отмахнулся Гена, — я даже вспоминать не хочу! Я поначалу думал быть военным… потом… а — а — а… просто сейчас мне некуда податься. Понимаешь?

— Прекрасно понимаю. Самому некуда.

— Ну вот я и говорю. Куда ещё? А трамвай — он всегда прокормит…

— Всегда думаешь? — иронично бросил я, переводя взгляд на него.

— Конечно! — уверенно подтвердил Николаев. — Это же стабильная работа!

— Снижай скорость… — донёсся до нас властный голос Морозовой покрикивавшей на Фролова.

Вагон подкатил к мосту и, замедлив ход, осторожно въехал под его своды.

— Смотри, — бушевала громко наставница, — здесь будь особенно осторожным. Видишь там один путь всего? Не спеши. Медленней… ещё медленней… здесь гнать ни к чему. Кривые очень резкие…

Ну, то, что кривые резкие нам было понятно с самого начала. И те неумелые толчки, которые сопровождали въезд трамвая под мост, говорили лучше любого специалиста. Фролов дёргал вагон и подгонял. У меня даже сложилось впечатление — пинками.

— И вот как он ведёт? — спрашивал меня Гена. — Это просто невозможно! Если так будет продолжаться всю дорогу, я лично не выдержу!

— И что же ты сделаешь? — спросил я у него.

— Ничего…

Надо заметить: в ту пору двадцать третий маршрут ещё ездил на Шмитовский проезд. Однако его уже собирались закрывать. И закрыли-таки осенью 2000 г. В связи со строительством третьего транспортного кольца. Одновременно начав реконструкцию Звенигородского шоссе. Рельсы выкорчевали, зелень порубали. Недовольным пассажирам коротко и веско сказали: а не пошли бы вы… пешком. Словом — реконструировали, вы же сами понимаете…

Но в ту пору о которой я глаголю, двадцать третий ещё не был столь жестоко кастрирован, и ездил себе потихоньку, никому не мешая… простите, оговорился! — правильнее будет уточнить — кое-кому в кепке мешая. Однако разворотный круг лежал во всём своём великолепии. Мимо него наш учебный вагон и проследовал, искренне желая пропустить все линейные трамваи. Но в тот момент, ни одного вагона нам не встретилось. Повинуясь строгим окрикам Морозовой, Фролов осторожно проехал две стрелки — одну попутную, вторую встречную, и, повернув налево, направил вагон вверх — на Ваганьковский мост.

— Вот-вот, давай, — командовала она со своего капитанского мостика. — Вот здесь выжимай педаль до конца. Мы же в гору едем. Давай-давай… дави…

Трамвай шёл в гору легко и без натуги. На середине моста нам встретился вагон двадцать третьего маршрута. Когда мы поравнялись женщина, сидящая в кабине, сделала выразительный жест Морозовой: приложила указательный палец правой руки к запястью левой. Означенный жест вызвал явное неудовольствие нашей командирши.

— Что ей надо? — громко справилась Лисовенко также как прочие заприметившая данный жест и уловившая изменение происшедшее в настроении у Морозовой.

— Да показывает что опаздывает, — с досадой произнесла наставница. — А я что могу поделать? Не выезжать на линию что ли? Совсем обалдели!

— Она боиться что мы будем медленно ехать?

— Конечно! Думает — мы её затянем! Сейчас крутанётся… наверное ей на Шмитовский не надо… иначе бы ничего не показывала. Уехала бы себе…

— А разве ей не надо на Шмитовский? — переспросила Лисовенко.

— Видимо нет.

— А почему?