Спортивным лицом Европы в наиболее массовом, популярном и денежном виде спорта — футболе — становится неевропейское: африканское, карибское, арабское. Процент африканцев и арабов в европейском футболе намного выше, чем процент африканцев в арабов в населении Европы. Кто-то скажет: ну и что в этом плохого? Плохого — ничего. Но и хорошего тоже. Африканизация большого спорта, в частности, футбола Европы (Западной прежде всего) свидетельствует о простой вещи: психофизически (т. е. социобиологически) в спорте высших достижений белые европейцы уступают, сдают позиции выходцам с Юга. Одним из факторов упадка Рима стала в свое время варваризация социума, прежде всего — армии, т. е. структуры, где крайне важны психофизические качества. Кто-то опять же скажет: из римско-варварского смешения возникла блестящая феодально-готическая Европа Средних веков. Здесь есть, однако, что возразить. Во-первых, между концом Рима и началом Средних веков лежит длительный (VI–IX вв.) период Темновековья. Во-вторых, варвары в расовом, а нередко и в религиозном отношении мало чем отличались от жителей позднего Рима. К тому же, в отличие от негров или арабов-мусульман они воспринимали римский образ жизни, бытовую культуру и т. п., не случайно ряд историков трактуют империю Карла Великого как последнее издание античной политии, из руин, разложения которой и возник феодализм. Наконец, в-третьих, где доказательства, что любое смешение приводит к синтезу, тем более блестящему? История свидетельствует, что это скорее исключение, чем правило.
Повторю: арабо-африканизация европейского футбола — это не плохо и не хорошо. Это — показатель арабо-африканизации жизни Западной Европы, демонстрирующий, в частности, преимущество арабов и африканцев над белыми европейцами в конкретной сфере. А вот для западноевропейской популяции, для эрбинов это знак на стене: арабо-африканский футбол в Западной Европе есть не что иное, как триумфальное шествие арабо-африканской улицы в западноевропейских городах, триумф Постзапада над Западом, одна седьмая подводного социального айсберга, который обязательно всплывет полностью.
Вернемся, однако, к Германии. Ныне, когда она превращается в Einwanderungsland (страну иммигрантов), когда практически никто не осмелится повторить фразу, сказанную ветераном ХДС Альфредом Дреггером в 1982 г.: «Возвращение иностранцев-гастарбайтеров на родину должно быть правилом, а не исключением», меняется само понятие «родины» (Heimat). Показательно, что, по информации журнала «Экономист», в самый разгар миграционного кризиса Меркель заказала карту, на которой границы Германии как бы охватывают Северную Африку, Украину и Турцию. Этим она хотела показать готовность, во-первых, принять беженцев и мигрантов из этих стран; во-вторых, стремление Германии играть стабилизирующую роль в этих регионах и странах. Что касается Турции, то она в такой роли Германии вряд ли нуждается, ну а на Украине «стабилизирующая» роль Германии и «коллективного Запада» очевидна всем.
Само наличие мигрантов меняет жизнь и поведение «коренных немцев», делает их «новыми немцами». Именно так назвали свою книгу X. и М. Мюнклер, с удовлетворением, я бы даже сказал, радостно констатирующие, что «статичная Германия» уходит в прошлое, вместе с четкими (stark) национальными границами и прежней идентичностью. Новая Германия становится более открытой, неформальной, разнообразной, но и — вынуждены констатировать супруги — более тревожной и нервной.
Выходит, плата за «открытость» — стрессы, тревоги, более нервная жизнь? Выходит, так. Неслучайно в ФРГ появляется все больше книг с названиями «Нервная республика» (и будет нервная, если учесть связанный с мигрантами рост преступности, прежде всего в крупных городах типа Берлина, Мюнхена, Кельна, больше похожих своим интернациональным составом друг на друга, чем на окружающие их немецкие земли и, как и все мегаполисы, превращающихся в неовавилонские башни, само появление которых предвещает катастрофу и провал в Темновековье), «Страх за Германию» (и будет страшно, если под новый, 2015 год в одном Кельне около тысячи женщин подверглись сексуальным нападениям), «Конец Германии» (кстати, наибольшую численность в Германии составляют лица в возрасте 50–54 лет). Неслучайны в качестве реакции на мигрантов и рост правых и крайне правых настроений и движений, и 13 % партии «Альтернатива для Германии», бьющейся за немецкую идентичность и подвергающуюся критике со стороны «левых» и «зеленых». Кстати, лидер последних, Чем Оздемир — сын турецких гастарбайтеров; логично, что наиболее активные люди с мигрантскими корнями идут к «левым» и «зеленым».