Водораздел. Будущее, которое уже наступило

Д. Марри абсолютно точно отразил ситуацию — свидетельствую как очевидец. Повторю: то, о чем пишет Марри, характерно не только для немецкой, некогда совершенно блестящей науки, но для североатлантической науки вообще. Неудивительно, что конференция, описанная Марри, — правило, а не исключение. Собственно, это и есть характеристика науки Постзапада в эпоху постмодерна. Отчасти это реализация того, что исходно было заложено в социальную науку буржуазного общества. Достаточно вспомнить, что писал о Homo academicus П. Бурдье, а о научном сотруднике — А. Зиновьев. Обществоведческая наука, порожденная буржуазным обществом, не только отражает именно его реалии, но и призвана выражать интересы его господствующих групп, их видение мира. Как заметил И. Валлерстайн, научная культура, социальная наука — это не просто рациональные поиски истины. Она была формой социализации различных элементов, выступавших в качестве кадров для всех необходимых капитализму институциональных структур. Как общий и единый язык кадров, но не трудящихся, она стала также средством классового сплочения высшей страты, ограничивая перспективы или степень бунтовщической деятельности со стороны той части кадров, которая могла бы поддаться этому соблазну. Более того, это был гибкий механизм воспроизводства указанных кадров. Научная культура поставила себя на службу концепции, известной сегодня как «меритократия», а раньше — как «la carriere ouverte aux talents». Эта культура создала структуру, внутри которой индивидуальная мобильность была возможна, но так, чтобы не стать угрозой для иерархического распределения рабочей силы. Напротив, меритократия усилила иерархию. Наконец, меритократия как процесс (operation) и научная культура как идеология создали завесу, мешающую постижению реального функционирования исторического капитализма. Сверхакцент на рациональности научной деятельности был маской иррациональности бесконечного накопления. Сегодня, в условиях терминального кризиса капсистемы, западная наука тоже переживает острейший кризис, а ее мейнстрим вырождается в пропаганду — в том числе мультикультурализма. В позднекапиталистическом социуме наука об обществе как структура и как процесс организуется таким образом, чтобы полностью избежать острых вопросов и детеоретизировать знание, сведя его к описанию третьестепенных феноменов (отсюда «мода» на устную историю, изучение гендерных отношений и прочей псевдонаучной мути).

Прав французский философ Шанталь Дельсоль, который уподобляет нынешнего европейца павшему Икару, если бы тот выжил, — т. е. инвалиду с Invalidenstrafie. И инвалидность, разруха, подчеркивает Дельсоль, прежде всего в головах — разруха, замешанная на страхе видеть реальные проблемы.

Отказ видеть реальность, ее правду, отказ от исторической памяти (то, что Д. Эндресс назвал «культурной деменцией»), подмена всего этого постправдой, которую И. Дэвис охарактеризовал как «дерьмо, завоевавшее мир», — это, безусловно, характеристика стареющего, вырождающегося общества, общества «социального (или социокультурного) Альцгеймера».

…Мне жаль Европу, которая все больше напоминает муху, бьющуюся в паутине жирного паука. Европа, которая была иной еще в моем детстве, т. е. до середины 1960-х годов, столь стремительно катится в пропасть, поучая при этом других как жить, что так и вспоминается персидская поговорка: «Кричала ворона, что она хирург, а у самой брюхо распорото».

15

Разговор о судьбах Европы и мультикультурализма я начал с романа, написанного задолго до того, как мигранты стали сверхсерьезной, если не одной из терминальных проблем постзападной Европы. Закончу его тоже романом — «Подчинение» («Soumission»), написанном опять же французским писателем — знаменитым Мишелем Уэльбеком в 2015 г., 42 года спустя после появления «Лагеря святош» Распая. Уэльбек известен как певец бессмысленного, бесцельного и бесперспективного общества «депрессивной ясности». Картина, нарисованная в романе, предельно ясно демонстрирует бесперспективность Постзапада на примере Франции. Роман повествует о выборах, на которых к победе явно идет Национальный фронт. Единственная партия, способная встать у него на пути, — Мусульманская партия, т. е. исламисты. Французские левые и центристские партии поддерживают ее, и она побеждает. Автор показывает, как, используя леваков в качестве прикрытия, пришедшие к власти исламисты трансформируют Францию, прежде всего образовательные структуры, Сорбонну на исламский лад.

Занавес.