Воды Экса

Она стояла неподвижно и, казалось, прислушивалась. Вдруг она метнулась к двери рядом с окном. Возле ее тени возникла другая тень, их головы сблизились, и свет погас; я вскрикнул и застыл на месте, с трудом переводя дух.

Мне почудилось, что я ничего не видел, что это был сон... Я не сводил глаз с темных занавесок, но мой взор не мог пробуравить их.

Монах схватил меня за руку и до боли сжал ее.

- Ах, сударь, сударь, - проговорил он, - случалось ли вам ревновать?

- Вы убили их? - спросил я. Он судорожно расхохотался, но смех этот прерывался рыданиями; вдруг он вскочил на ноги, заломил над головой руки и откинулся назад, испуская нечленораздельные вопли.

Я поднялся с места и, обхватив его руками, воскликнул:

- Полно, полно, мужайтесь!..

- Я так любил эту женщину! Я готов был отдать ей мою жизнь до последнего вздоха, мою кровь до последней капли, мою душу до последней мысли! Она погубила меня и на этом свете, и на том, ведь, умирая, я буду думать о ней, вместо того чтобы думать о Боге.

- Отец мой!

- Да разве вы не понимаете, что я ничуть не изменился? Прошло шесть лет с тех пор, как я заживо погребен в этом склепе. Я надеялся, что витающая здесь смерть убьет мою любовь, но не проходит дня, чтобы я не катался по полу моей кельи, не проходит ночи, чтобы эта обитель не оглашалась моими воплями, и сколько бы я ни умерщвлял плоть, телесные страдания не утишили неистовства моей души!

Он распахнул рясу и показал мне свою грудь, израненную власяницей, которую он носил на голом теле.

- Взгляните сами, - добавил он.

- Так, значит, вы их убили? - повторил я свой вопрос.

- Я поступил много хуже, - ответил он. - Имелось лишь одно средство рассеять мои сомнения: простоять хотя бы до зари в коридоре, куда выходила дверь ее спальни, и посмотреть, кто выйдет оттуда.

Не помню, сколько времени я провел там: отчаяние и радость не знают счета времени. Небо на горизонте уже просветлело, когда дверь приотворилась, и я услышал голос Каролины. Как бы тихо она ни говорила, я прекрасно разобрал следующие слова:

"Прощай, Эммануэль, прощай, любимый! До завтра!"

Дверь тут же захлопнулась, и Эммануэль прошел мимо меня; не знаю, как он не услышал биения моего сердца... Эммануэль!..

Я вошел в свою спальню и рухнул на пол, мысленно перебирая всевозможные средства мести и призывая на помощь сатану; уверен, он внял моему молению. Я составил план действия и немного успокоился. Наутро я спустился к первому завтраку. Каролина стояла в коридоре перед зеркалом и прикрепляла к прическе веточку жимолости; я подошел к ней сзади, и она внезапно увидела мое отражение над своей головой; очевидно, я был очень бледен, ибо она вздрогнула и обернулась.

"Что с вами?" - спросила она.

"Ничего, сударыня, попросту я плохо спал".

"И какова же причина вашей бессонницы?" - с улыбкой осведомилась она.

"Письмо, которое я получил вчера вечером, после того, как покинул вас. Мне придется срочно ехать в Париж".

"Надолго?"

"На один день".

"Один день быстро пройдет".

"Бывает, что день тянется как год, а иной раз пролетает, как час".

"К которой же из двух категорий следует, по-вашему, отнести вчерашний день?"

"К категории самых счастливых дней. Такие дни встречаются лишь раз в жизни, сударыня, ибо счастье, достигнув своего предела, не увеличивается, а идет на убыль. Когда в древности люди доходили до этого состояния, они бросали в море какую-нибудь драгоценность, чтобы обезвредить злых духов. Пожалуй, вчера вечером мне следовало поступить точно так же".

"Какой вы еще ребенок", - проговорила она и оперлась на мою руку, чтобы войти в столовую.

Я поискал глазами Эммануэля - его нигде не было. Оказывается, он уехал с раннего утра на охоту. О, они приняли все меры, чтобы никто ничего не заметил, даже нежного взгляда.

После завтрака я попросил у Каролины адрес ее нотного магазина, сказав, что мне надобно купить несколько романсов. Она написала его на клочке бумаги и передала мне. Ничего другого мне не требовалось.

Я велел оседлать себе лошадь: ехать в тильбюри мне не хотелось - надо было торопиться. Каролина вышла на крыльцо, чтобы проводить меня; пока она могла меня видеть, я ехал шагом; потом за первым же поворотом пустил моего коня во весь опор и отмахал десять лье за два часа.

В Париже я побывал у банкира моей матери и взял у него тридцать тысяч франков, после чего отправился к Эммануэлю. Я вызвал его камердинера и, затворив дверь комнаты, где мы были одни, сказал ему:

"Том, хочешь получить двадцать тысяч франков?"

Том выпучил глаза.

"Двадцать тысяч?" - переспросил он.

"Да, двадцать тысяч франков".

"Хочу ли я получить их... Понятно, хочу!"

"Быть может, я обманываюсь, - продолжал я, - но сдается мне, что даже за половину этой суммы ты согласишься на поступок много хуже того, о котором я хочу тебя попросить".

Том улыбнулся.

"Вы не слишком лестного мнения обо мне, сударь", - сказал он.

"Нет, ибо я знаю тебя".

"Коли так, говорите".

"Слушай".

Я вынул из кармана клочок бумаги с адресом, данным Каролиной, и показал ему.

"Скажи, твой барин получает письма, написанные этим почерком?" спросил я.

"Да, сударь".

"Где он их хранит?"