Воды слонам!

Рози закидывает красный шарик в рот и с улыбкой жует. Да она смеется надо мной, честное слово.

– О боже, – растерянно выдыхаю я.

Между тем Рози ухватывает хоботом за хвостик репку и выдергивает из земли. Не отводя от меня взгляда, засовывает ее в рот и хрустит. Я оборачиваюсь и безысходно улыбаюсь хозяйке, все еще стоящей в дверях с разинутым ртом.

Со стороны цирковой площади приближаются двое. Один из них, в костюме и котелке, улыбается. С неизмеримым облегчением я узнаю в нем затычку. Второй, одетый в лохмотья, несет ведерко.

– Добрый дань, мадам! – говорит затычка, дотрагиваясь до шляпы. Он аккуратно пробирается через разоренный огород, выглядящий так, будто по нему прошелся танк, и поднимается на бетонное крыльцо. – Как я погляжу, к вам наведалась Рози, самая большая и самая чудесная слониха в мире. Вам повезло – Рози не так уж часто ходит в гости.

Хозяйка выглядывает из приоткрытой двери.

– Что-что? – огорошено вопрошает она.

Затычка широко улыбается:

– О да, для вас это большая честь. Да разве хоть кто-нибудь в округе – а ведь я не ошибусь, если скажу, что и во всем городе! – может похвастаться, что у них в огороде побывал настоящий слон? Мы ее заберем, вы уж не беспокойтесь – и, конечно же, наведем порядок в огороде и заплатим вам за урожай. А может, вы хотите сфотографироваться с Рози на память? Чтобы было что показать родным и друзьям?

– Я… я… что? – бормочет она.

– Простите меня за дерзость, мадам, – продолжает затычка, едва заметно кланяясь, – но не лучше ли нам будет продолжить разговор в доме?

Помедлив, хозяйка нехотя открывает дверь. Затычка исчезает в доме, а я поворачиваюсь обратно к Рози.

Второй из пришедших стоит прямо перед ней, держа в руках ведерко.

Она забыла обо всем на свете. Тычась в ведерко, принюхивается и пытается просунуть хобот между его пальцев к плещущейся там жидкости.

– Przestan![11] – говорит он, отметая хобот в сторону. – Nie![12]

У меня аж глаза на лоб лезут.

– А тебе чего надо, к чертям собачьим? – сердится он.

– Ничего, – быстро отвечаю я. – Ничего. Просто я тоже поляк.

– Ох. Прости, – он вновь отмахивается от вездесущего хобота, вытирает правую руку о бедро и протягивает мне. – Гжегож Грабовский. Зови меня Грегом.

– Якоб Янковский, – представляюсь я, пожимая ему руку. Он ее тут же выдергивает, чтобы прикрыть ведерко от Рози.

– Nie! Teraz nie![13] – сердится он, отталкивая хобот. – Стало быть, Якоб Янковский? Нуда, мне про тебя Верблюд рассказывал.

– А что у тебя там? – спрашиваю я.

– Джин с имбирным элем, – отвечает он.

– Шутишь небось.

– Слоны любят бухло. Видишь? Только нюхнула – и думать забыла про капусту. Эй! – он вновь отмахивается от хобота. – Powiedzialem przestan! Pozniej![14]

– А ты-то откуда знаешь?

– А я раньше работал в цирке, где держали дюжину слонов. Так вот, один из них, чтобы получить порцию виски, научился притворяться, будто у него колики. Послушай, а принеси-ка крюк, а? Может, она дойдет с нами до площади и так, за джин – правда ведь, mоj malutki paczuszek![15] Но пусть на всякий случай будет.

– Тоже верно, – говорю я и, сняв шляпу, чешу в затылке. – А Август знает?

– О чем?

– Что ты так здорово ладишь со слонами? Ей-богу, он бы тебя взял в…

Грег отмахивается:

– Ну уж нет. Якоб, не хочу тебя обидеть, но работать на этого человека я не стал бы ни за какие коврижки. Кроме того, я не слоновод. Просто нравятся мне эти зверюшки. А ты, кажется, собирался сбегать за крюком?

Когда я возвращаюсь с крюком, Рози и фега уже нет. Я оборачиваюсь и оглядываю площадь.

Вдалеке я замечаю Грега, направляющегося к зверинцу. Рози плетется следом в нескольких футах от него. Время от времени он останавливается и позволяет ей засунуть нос в ведерко, а потом отбирает и шагает дальше. Она следует за ним, словно послушный щенок.

Когда Рози наконец удается водворить в зверинец, я возвращаюсь к Барбаре, все еще сжимая в руках крюк.

У входа в шатер я останавливаюсь.

– Эй, Барбара! Можно?

– Ага, – отвечает она.

У нее никого нет, она сидит голоногая на стуле, закинув ногу на ногу, и курит.

– Они вернулись в поезд, ждут врача, – объясняет Барбара, затягиваясь. – Если ты, конечно, по этому поводу.

Я чувствую, как заливаюсь краской. Перевожу взгляд на стену. На потолок. Под ноги.

– Да ты просто прелесть! – говорит она, стряхивая пепел с сигареты в стакан и снова глубоко затягиваясь. – Ты же весь покраснел!

Она смотрит на меня долгим взглядом, явно забавляясь.

– Ладно, иди, – говорит наконец она, выпуская дым из уголка рта. – Иди же. И поторапливайся, а то как возьму тебя снова в оборот!

Я выбираюсь из шатра Барбары и врезаюсь в Августа. Лицо у него темнее тучи.

– Как она? – спрашиваю я.

– Ждем врача, – отвечает Август. – Слониху поймал?

– Она в зверинце, – отвечаю я.

– Хорошо, – говорит он и забирает у меня крюк.

– Август, постойте! Вы куда?

– Пойду проучу ее как следует!

– Нет, Август! – кричу я ему вслед. – Постойте же! Она вела себя хорошо! И вернулась сама! К тому же сейчас нельзя, представление не закончилось!