Воды текут, берега остаются

— Дядя Матвей, — спросил Васли, — как ты думаешь, этот Микивыр вправду купил шкуру? Он же бедняк.

— Кто его знает. Может статься, ему сам Увицкий ее дал, для затравки. «Вот, мол, бедняк жертвует, жертвуйте и вы, прихожане». Может, в самом деле купил. Ведь попы действуют именем бога, иной верующий мужик так рассуждает: «Раз батюшка велит, хоть в петлю лезь, а последнюю копейку отдай!» Так-то, браток!

…Бывает так: на чистом голубом небе появится легкое облачко, оно начинает шириться, расти, и вот уже по небу идут тяжелые грозовые тучи, доносятся раскаты грома. Быть грозе!

Еще совсем недавно народные волнения проходили в Вятке, в Уржуме, теперь их волны захлестывают всю губернию, докатываются до самых отдаленных деревень.

Глава X

ВЕСНА

Приближалась весна. Нартасский сосняк как будто омылся в родниковой воде — такой свежестью охватит тебя, едва войдешь в лес. Высокие, стройные сосны тихо шумят густыми зелеными вершинами, их гладкие стволы золотятся в лучах солнца. Здание школы стоит в самом сосняке.

С приближением весны занятия в классах сменились различными хозяйственными работами. По мысли устроителей Нартасской сельскохозяйственной школы, ее выпускники должны быть образцовыми, культурными хозяевами: немного агрономами, немного ветеринарами, кузнецами, столярами.

Учеба была нелегкой, ребята вставали в пять часов утра, спать ложились в десять вечера. Семнадцать часов на ногах!

Однажды Яша Гужавин сказал Васли:

— Знаешь, старший брат зовет меня в Малмыж. Обещает найти работу. Говорит, чем, мол, в школе мучиться…

— Ну, а ты что? — спросил Васли, подумав испуганно, уж не придется ли ему расставаться и с третьим товарищем.

Яша вздохнул:

— Что я? Я — человек подневольный. Земство уплатило за мою учебу сто рублей. Сбеги я отсюда, отца по судам затаскают.

— Уж это так. Вон Баудер подал в суд на отца Вани Ислентьева, он должен уплатить деньги, потраченные на содержание сына в школе.

— Ты откуда об этом знаешь?

— Ванин отец ночевал у нас на мельнице. Приезжал просить Баудера. Тот накричал на него и выгнал. Придется платить, а где он возьмет: семья большая, бедность…

— Обругал, говоришь? Это еще полбеды. А карцером не грозил? С него станется…

Баудер и в самом деле насаждал в сельскохозяйственной школе армейские порядки. Школьный устав запрещал учащимся читать иные книги, кроме учебников; нельзя было, собравшись вместе, петь песни; в столовую и из столовой нужно было ходить строем; после десяти часов вечера запрещалось выходить из общежития.

Такие казарменные порядки очень не нравились ребятам, поэтому Баудер, зная, что от недовольства до бунта не так уж далеко, всемерно поддерживал шпионскую деятельность надзирателя Потапа Силыча. У того в каждом классе были наушники, которые тайком докладывали надзирателю о разговорах и настроениях одноклассников. В классе, где учились Васли и Яша, таким наушником был Поперечный Йыван.

Разговаривая с Яшей, Васли осматривал плуг, на котором им предстояло сменить лемех.

— Ну и тяжелый, чертяка! Как подымешь — того и гляди, спина треснет, — сказал Васли. — Я бы приделал к нему два колеса, не пришлось бы его таскать.

— Валяй! Будешь изобретателем, прославишься. Марийский Фультон!

— Скажешь тоже!

На другой день, приведя в порядок сельскохозяйственный инвентарь, ребята занялись садом.

Васли радуется, глядя на свои с Ваней Ислентьевым яблони; речной ил, принесенный ими с осени, пошел на пользу: почки на них больше и ярче, чем на других, — видно, скоро распустятся.

Васли радуется, а Яша Гужавин грустит: его деревца, отравленные Поперечным Йываном, засохли.

Когда к ним подошел Малыгин, Яша спросил:

— Гавриил Васильевич, можно, я буду ухаживать за яблонями Вани Ислентьева? Мои почему-то посохли.

— Можно, — ответил Малыгин. — Даже нужно позаботиться о сиротах.

— Гавриил Васильевич, о Ване Ислентьеве ничего не слышно? — спросил Васли.

Поперечный Йыван воткнул свою лопату в землю, наступил на нее ногой и замер, прислушиваясь к разговору.

Малыгин хотел что-то сказать и даже рот открыл, но тут он случайно взглянул на хищную мордочку Йывана и ответил, запнувшись:

— Н-нет, ничего не слышно.

На самом деле об Ислентьеве стало известно, что он в то воскресенье бежал из села вместе с агитатором-студентом Казанского университета, и теперь они вдвоем разъезжают по деревням.

Уходя, Малыгин сказал Васли:

— Мосолов, передай Матвею Трофимычу, пусть придет ко мне сегодня вечером. Вместе с Ксенией Петровной, конечно.

Матвей и Окси к этому времени уже сыграли свадьбу.

— Передам, — кивнул Васли.

Поперечный Йыван принялся ковырять землю, думая с удивлением:

«Интересно, зачем учитель приглашает к себе мельника? Тоже нашел приятеля! Надо будет сказать об этом Потапу Силычу».

Вечером Гавриил Васильевич справлял день своего рождения. В гостях у него, кроме Матвея и Окси, сидел Басов и двое друзей из Уржума.

Усадив гостей за стол, Малыгин сказал:

— Хотя в доме нет хозяйки, все кушанья готовила женская рука.

Окси покраснела и спрятала лицо за плечо сидевшего рядом мужа.