Военная фортуна

Стивен прошел в следующую комнату — большую гостиную, не закрытую ставнями, и по контрасту показавшуюся удивительно светлой. Туман поредел еще немного и, взобравшись на стул, он смог разглядеть тусклый силуэт ее фаэтона, выезжающего на дорогу. Затем экипаж повернул направо и еще раз направо, вниз в переулок, который Стивен недавно пересек, к дому мистера Эндрюса. Если агент окажется на месте, Диана вернется через двадцать минут, в противном случае, возможно, часа через два или три. Ей была присуща сила духа и способность поступать решительно в подобного рода непредвиденных ситуациях, закалка, как говорят моряки, и было невозможно не восхищаться ею, невозможно не любить ее.

Французские часы на каминной полке дважды пробили одиннадцать. Стивен сел, и, в то время как, глубоко погруженный в себя, он продолжал размышлять о Диане, его руки врача ощупывали болевшие ребра и куда сильнее пострадавшую голову. Он чувствовал себя странно опустошенным и не мог собраться с мыслями, которые неопределенно блуждали вокруг главного. Как доктор он пребывал в прекрасной форме, отметив, что восьмое и девятое ребра вероятно сломаны, но и только, еще слышалось что-то очень похожее на хруст при надавливании вдоль венечного шва на черепе, немного выше височного гребня, в то время как основная боль была с другой стороны — в чистом виде эффект повреждения в точке, противоположной месту удара. «Удивлюсь, если не будет сотрясения, — заключил он. — Но тошноты, разумеется, не обойдется». Это все, что мог сказать врач, и так как не было никакого лекарства, кроме отдыха, то мысли Стивена полностью вернулись к Диане. Взгляд на часы сообщил, что она, должно быть, отправилась в коттедж Эндрюса, и он представил ее уговаривающей этого нервного, взволнованного маленького человечка.

Потребовалось полчаса, чтобы пробудить в нем чувство долга. Он вернулся в спальню, взял ключи и прошел через длинную анфиладу комнат к личным покоям Джонсона, отпирая и закрывая за собой двери. Последняя комната явно была кабинетом: с большим шведским бюро, сейфом и значительным количеством папок и бумаг. Дверь в дальнем углу вела в уборную, в которой имелась также сидячая ванна. Это было очень кстати, потому что в этот момент появилась дурнота, как он и предполагал. Стивен встал на колени, его стошнило.

Отдышавшись и умывшись, он вернулся к исследованию комнаты, и оказался в затруднении: с чего начать? Руководствуясь научным подходом — управься сначала с самым легким, Стивен пролистал открытые папки и бумаги. По большей части это были личные записи и отчеты очень богатого человека, но нашлись также и некоторые интересные французские документы с переводами, выполненными стремительным почерком Дианы. Документы были датированы предвоенным временем: более свежие оказались выполнены почерками, которые он не мог распознать, за исключением почерка Луизы Уоган.

Но даже в этом случае Диана обладала полезными знаниями о закулисном фоне французских взаимоотношений. Заметки о военной ситуации на Великих озерах и канадской сухопутной границе, закодированный список, скорее всего, агентов на той территории. Заметка о Стивене: «Понте-Кане подтверждает, что у Мэтьюрина есть намерение остаться в Штатах: вознаграждение в виде куска земли в районе, крайне интересном для натуралиста, могло бы перевесить чашу весов». Еще счета и официальная корреспонденция, списки военнопленных с пометками и допросами. Ничего особо важного, но среди ненужного встречались и полезные сведения.

Он перенес внимание на стол. Ни один из ключей не подошел, что было весьма примечательно. Но шведские бюро в целом не представляли большой трудности для того, кто к ним привык, и как только Стивен нашел, какая из декоративных кнопок управляет задней защелкой, одно твердое нажатие ампутационного ножа освободило механизм, и верхняя крышка откинулась.

Первое, что бросилось в глаз — это блеск ожерелья Дианы в открытом футляре. Оно переливалось даже в этом бледном призрачном свете, а около него, под тяжелым пресс-папье в виде обсидианового фаллоса, оказалось письмо, адресованное Стивену. Печать была сломана, — он был не первым, кто прочел его: