Военная контрразведка НКВД СССР. Тайный фронт войны 1941–1942

Руководство абвера в своих планах тайных операций на Восточном фронте отводило важную роль русской эмиграции. Шелленберг писал, что «это был значительный «ресурс», из которого могла рекрутировать агентов советская разведка. «Со своей стороны мы намеревались использовать этот источник и в собственных целях, перевербовывая многих работающих на Советы агентов и организуя их работу по системе троек…»[123]. Бывший генерал-майор императорской и белой армий, член Русского общевоинского союза (РОВС) В.П. Бресслер показывал, что с 1941 г. до середины 1943 г. некоторые члены РОВС служили в немецкой армии переводчиками, как и члены «Союза русских офицеров», «Союза служивший в Российском флоте», «Балтийского союза»

[124]. Как покажет на следствии на Нюрнбергском процессе Штольце, в числе специальных агентов, которых ему удалось привлечь к работе против СССР, были бежавшие на Запад в годы Октябрьской революции Достовалов, в прошлом царский генерал; Дурново, бывший царский полковник, основавший по заданию нацистской разведки опорный пункт в Белграде; капитан в отставке Кляйн, плацдармом для шпионских действий которого стал Каунас[125]

. Но практика показала, что агенты из белоэмигрантов плохо ориентировались в советской действительности. К тому же, немцы не очень-то доверяли белой эмиграции. И для этого были основания. 25 июня 1941 г. лондонская газета «Таймс» опубликовала письмо князя Всеволода – племянника Николая II – царя, казенного в 1918 г.: «Мы сражаемся, – писал князь, – против общего врага, и, каковы бы ни были наши разногласия в прошлом, я чувствую, что пришло время всем славянским народам объединиться, чтобы избавить мир от нацизма». В одном из немецких документов осени 1941 г. зафиксировано: «На политических основаниях в новом строительстве не могут быть использованы ни эмигранты и их потомки, ни православная церковь, несмотря на их однозначные антибольшевистские настроения»[126].

Таким образом, за первые полгода войны с СССР изменения позиции, занятой абвером по отношению к эмиграции, не произошло.

Просчет, заключавшийся в ставке на военнопленных и эмигрантов, СД и абвер пытались восполнить усилением вербовочной работы среди населения оккупированных немецкими войсками районов советской территории. Но и эта затея не достигла цели. В такой обстановке абвер начал использовать в качестве диверсантов детей и подростков, рассчитывая на то, что они вряд ли могли привлечь внимание советской контрразведки. К тому же и население снисходительно относится к ним.

Абвер и союзнические ему спецслужбы не чуждались вербовкой и уголовников. Так, в ночь с 4 на 5 сентября 1941 г. 13 пехотный полк 17 дивизии финнов вышел к Лодейному Полю. В его авангарде двигались два батальона шведской добровольческой бригады. На пути шведов совершенно неожиданно оказался Лодейнопольский исправительно-трудовой лагерь, спецконтингент которого органы советской власти не успели эвакуировать из-за стремительного продвижения противника[127]. Многие лица, содержавшиеся в ИТЛ, стали агентами финской разведки.

В связи со значительными потерями квалифицированных агентов и недостаточно эффективной работой массовой агентуры с начала 1942 г. немецкая разведка делает ставку на более качественный отбор вербуемых элементов и на лучшую их подготовку. Постепенно шел отказ от практики, при которой завербованным из числа рядового и младшего начсостава Красной армии не давали явок и связей, а рекомендовали связываться с высаживаемыми десантами и в качестве пароля и связи поднимать правую руку вверх и идти им навстречу. Новоиспеченных агентов не стали направлять в тот же день на выполнение задания.

Улучшилась индивидуальная подготовка агентов из числа советских военнопленных, особенно в тех случаях, когда это было связано с выполнением каких-то важных заданий. Сразу же после вербовки они получали гражданскую одежду и жили большей частью на частных квартирах, где и проходили индивидуальное обучение. Это были одиночки, не знавшие о существовании друг друга, их поведение и настроение контролировались настолько тщательно, что вероятность измены с их стороны, как считали в Берлине, сводилась к минимуму.