Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945

После победы войск Чжан Цзолиня над чжилийцами в ноябре 1924 г. в недрах Военного министерства появился проект сокращения штатов японских разведывательных органов в Северной Маньчжурии, что вынудило начальника штаба Квантунской армии отправить 5 декабря в Токио телеграмму следующего содержания: «Несмотря на то что ход войны в Китае постепенно близится к завершению, бурная деятельность Карахана по превращению Гоминьдана в коммунистическую партию делает советскую политику в Китае всё более агрессивной, а Северная Маньчжурия становится ареной больших событий. И в это же время штаты харбинской ЯВМ подвергаются внезапному сокращению. Ввиду того что характер складывающейся ситуации делает невозможным такое положение дел, прошу Вас уделить особое внимание рассмотрению вопроса о сохранении нынешнего статуса миссии в неизменном виде»[112].

Не имея дополнительных средств на содержание более чем трёх офицеров в составе харбинской и маньчжурской миссий, Военное министерство тем не менее пошло навстречу Квантунской армии и с согласия Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД) прикомандировало к её харбинскому отделению ещё одного сотрудника военной разведки. При этом ЮМЖД («Мантэцу») полностью взяла на себя оплату его расходов. Уже в апреле 1925 г. в харбинскую миссию прибыл капитан Канда Масатанэ, который под видом сотрудника отделения «Мантэцу» занялся сбором информации о Северо-маньчжурском театре военных действий, пропускной способности Китайско-Восточной и Транссибирской железных дорог, разработкой планов разведывательно-диверсионных операций на случай войны с Советским Союзом[113].

25 июня 1925 г. начальник штаба Квантунской армии добился от Токио продления договора с «Мантэцу», ссылаясь на высокую вероятность советско-китайского столкновения из-за КВЖД или проблемы судоходства по Сунгари, благодаря чему после убытия Канда в 1927 г. в Харбине ещё год под аналогичным прикрытием работал капитан Оути Цутому[114]

.

Кроме того, командование Квантунской армии систематически направляло на север Маньчжурии в помощь сотрудникам ЯВМ в краткосрочные командировки штабных офицеров для изучения театра и завязывания контактов в белоэмигрантской и китайской среде. Так, в первой четверти 1924 г. офицеры армейской разведки посетили районы Чжанцзякоу, Синьминь – Тунляо, железнодорожную линию Чанчунь– Харбин – Цицикар – Маньчжоули и восточную оконечность КВЖД, собирая сведения о русских мигрантах в районе Харбин – Пограничная и китайских организациях в районе Мукдена (Шэньяна)[115].

Как уже отмечалось, разведывательная деятельность в Приморье приказом начальника Генерального штаба от 14 октября 1922 г. была целиком сосредоточена в Корейской армии, что объяснялось наличием у неё там прочных агентурных позиций и надёжных линий связи с агентами.

Как самостоятельное объединение сухопутных войск Корейская армия была образована в начале Русско-японской войны для обороны Корейского полуострова и прикрытия тыла на Маньчжурском театре. После завершения боевых действий в 1905 г. армия переключилась на подготовку к возможному ведению операций на Южноуссурийском театре. По своей численности объединение соответствовало двум пехотным дивизиям, поэтому в его штабе, так же как и в Квантунской армии, отсутствовал разведывательный отдел. Работой всех видов разведки руководил старший штабной офицер через 2–4 прикомандированных к управлению армии офицеров и 1 переводчика[116]

.

В соответствии с директивами Генштаба в 1905–1918 гг. разведорганы армии оперировали в полосе Барабаш – Владивосток – Никольск-Уссурийский – Иман – Хабаровск, располагая там шестью резидентурами во главе с японскими колонистами. В интересах армейской разведки также использовались жители Кореи из числа лиц, имевших родственников и друзей на приграничной российской территории. Перед заброской в Приморье с ними отрабатывались легенды прикрытия и обговаривались способы связи, им давались явки к уже действовавшим там агентам и выделялись необходимые денежные средства[117].

Однако после всплеска освободительного движения в Корее в марте 1919 г. армия целиком переключилась с разведки против России на изучение революционных организаций корейцев в Цзяньдао, долине р. Ялуцзян, Мукдене и Шанхае, поэтому в 1921 г. отозвала своего резидента из Никольск-Уссурийского, договорившись с командованием Квантунской и Владивостокской экспедиционной армий о получении копий докладов по Уссурийскому краю владивостокской, никольск-уссурийской и харбинской военных миссий. Кроме того, в апреле 1921 г. была образована резидентура связи в Яньцзи, руководившая работой против корейских повстанцев разведорганов в Хуньчуне, Лунцзине, Тоудаогоу, Байцаогоу и Тяньбаошане[118].