И еще одна, новая катастрофа. Две русские гвардейские армии прорвали на Дону фронт 8-й итальянской армии и устремились на Ростов. Этот удар нес угрозу не только 6-й армии в Сталинграде, но и всему германскому Южному фронту, который мог быть отрезан. Но в тот момент двойной русский удар имел ограниченные цели: Тацинская и Морозовская. Срочно сколоченные группы немцев из частей 38-го полка связи и остатков штаба VIII воздушного корпуса под командой подполковника фон Хайнемана попытались остановить русских в ущелье в 8 милях к северу от Тацинской, но не смогли из-за отсутствия противотанковых средств.
23 декабря настал самый подходящий момент для вывода 180 пригодных самолетов «Ju-52» из Тацинской. Но тут лично вмешался Верховный командующий люфтваффе. Он не разрешил самолетам оставлять базу. С расстояния 1250 миль он решил, что Тацинскую надо удерживать до тех пор, пока она не окажется под прямым обстрелом. Это казалось просто невероятным. На карту был поставлен целый транспортный флот, который, невзирая на свою недостаточность, все еще представлял слабую надежду для окруженной 6-й армии.
24-го в 5.20 первые русские танковые снаряды упали на северную окраину аэродрома. Тут же вспыхнул один самолет, а второй взорвался на взлетной полосе. Остальные стояли в ожидании с заведенными моторами. Получат ли они, в конце концов, разрешение на взлет?
Целый час командиры групп толклись в бункере контрольной башни, дожидаясь приказа, который принесет им избавление. Но генерал-лейтенант Файбих не решался взять на себя ответственность. Он беспрерывно пытался дозвониться до вышестоящих начальников, в 4-ю воздушную армию, хотя все знали, что еще полтора часа назад в ходе обстрела русскими телефонная станция в деревне Тацинской загорелась. Файбих, направляясь к аэродрому, сам видел горящее здание, и тем не менее он отчаянно пытался связаться со своим начальником, генерал-полковником фон Рихтгофеном. Рядом с Файбихом в укрытии находился начальник штаба воздушного флота полковник Герхуд фон Роден, которого Рихтгофен прислал сюда вчера в тревожном ожидании надвигающихся событий. Но фон Роден молчал. Вероятно, он тоже не был готов противоречить приказу Геринга.
В 5.25 по аэродрому пронесся командный «фольксваген» с начальником штаба VIII воздушного корпуса подполковником Лотаром фон Хайнеманом. До настоящего времени он вместе с капитаном Яне и старшим лейтенантом Друбе руководил штабным отрядом в деревне. Подняв по тревоге экипажи, он приказал наземному персоналу, кому не досталось места в ожидавшем самолете, собраться для отхода на южную окраину летного поля. Сам он добрался до аэродрома как раз в тот момент, когда задымил первый «Ju-52». В этом движущемся тумане никто не мог разобрать, откуда летят снаряды, а шум боя заглушался ревом авиационных моторов. Люди, до сего момента спокойно дожидавшиеся приказа, вдруг забегали в суматохе и набились в самолет. Всех охватила паника.
Ворвавшись в укрытие, Хайнеман сообщил о создавшейся ситуации Файбиху.
– Господин генерал, – задыхаясь, докладывал он, – вы должны принять меры! Вы должны дать разрешение на взлет!
– Для этого мне нужно разрешение армии, отменяющее существующий приказ, – возразил Файбих. – В любом случае в таком тумане невозможно взлететь!
Взяв себя в руки, Хайнеман заявил:
– Либо вы возьмете на себя этот риск, либо все самолеты на аэродроме будут уничтожены! Вся транспортная авиация для Сталинграда, господин генерал. Последняя надежда окруженной 6-й армии!
И тут заговорил фон Роден:
– Я того же мнения.
И Файбих сдался.
– Хорошо! – сказал он, обращаясь к командирам групп. – Взлет разрешаю. Попытайтесь оторваться от противника в направлении Новочеркасска.
Времени было 5.30. То, что произошло в последующие полчаса, никогда не было видано ранее. Взревели моторы, снег полетел каскадами из-под колес, а «Ju-52» ринулись сквозь туман в разные стороны. Видимость едва достигала 50 метров, облака стлались почти над самой землей, так низко, что казалось, их можно коснуться рукой. Большинство самолетов было перегружено, но не крайне важным оборудованием, которое позволит обслуживать машины на новой базе, а по-прежнему ящиками с боеприпасами и канистрами с горючим для Сталинграда. Дело в том, что до самой последней минуты оставался в силе приказ продолжать поставки по воздушному мосту, как будто русские все еще были в 100 километрах отсюда.
Пока самолеты рвались в неизвестное, раздался ужасный взрыв: два самолета, взлетая с совершенно разных направлений, столкнулись посреди летного поля. Во все стороны полетели горящие обломки. Другие самолеты наезжали друг на друга, цеплялись крыльями при взлете или ударялись хвостами. Случаев, когда машины оказывались на волоске от катастрофы, было множество. Некоторые успели взлететь в самый последний момент, с ревом проносясь низко над русскими танками, и на этот раз туман был союзником летчиков.