Военные мемуары - Единство 1942-1944. Том 2

Этот флот, частью которого, фактически сохранявшей свободу действий, командовал адмирал Лаборд [34]

, а другая - слабовооруженная - подчинялась непосредственно адмиралу Марки, морскому префекту Тулона, оставался под властью Петена. Тулонский флот отказался следовать в Африку вопреки заклинаниям Дарлана и стал свидетелем того, как немцы вошли прямо в порт. Соглашение о "нейтралитете", заключенное Виши с врагом, привело к тому, что наши моряки не прибегли к крайним действиям. Это было первым шагом к уничтожению флота. Лично я более чем убежден в этом; ведь я написал секретное письмо адмиралу Лаборду, пытаясь указать ему путь, продиктованный честью и долгом; однако, как мне стало известно, он разразился оскорбительными речами по моему адресу и угрожал моему эмиссару, полковнику Фурко, однако письмо мое все же сохранил.

26 ноября немцы ворвались в Тулон, чтобы захватить наши корабли.

Поскольку они первым делом заняли господствующие над арсеналом высоты, установили артиллерию в непосредственной близости от порта, расставили мины по всему рейду, французский флот оказался в их власти. Итак, маршал, его министры, командующий флотом, скованные последствиями собственной неосмотрительности, не нашли ничего лучшего, как дать приказ потопить эти мощные суда. Три линкора - "Дюнкерк", "Страсбур", "Прованс", восемь крейсеров - "Кольбер", "Дюпплекс", "Фош", "Алже", "Жан де Вьенн", "Галисоньер", "Марсейез", "Могадор", семнадцать эскадренных миноносцев, шестнадцать миноносцев, шестнадцать подводных лодок, семь сторожевых судов, три патрульных судна, шестьдесят транспортных судов, танкеров, тральщиков, буксиров, совершили, таким образом, по приказу свыше акт самоубийства, плачевнее и бесплоднее которого трудно себе вообразить. Кроме того, один эскадренный миноносец, один миноносец, пять танкеров не были взорваны и попали в руки немцев. Только пять подводных лодок по инициативе их мужественных командиров "взбунтовались" и попытались уйти: "Касабланка" (капитан Лерминье), "Глорье" (капитан Менье), "Марсуэн" (капитан Мин). Им удалось достичь Алжира. "Ирис" (капитан Деже) вынужден был из-за нехватки горючего укрыться в испанском порту. "Венюс" (капитан Кресан) затонула на рейде. Что касается меня, то, исполненный печали и гнева, я мог лишь следить за тем, как вдали рушится то, что было одним из важнейших залогов спасения Франции, приветствовать по эфиру отдельные героические эпизоды, сопровождавшие бедствия, да принимать по телефону соболезнования, которые великодушно, но не без тайного удовлетворения выразил мне английский премьер-министр.

Однако ход событий по-прежнему содействовал сплочению французов, которые уже стояли за де Голля, а также способствовал привлечению тех, кто до сего времени к нему не благоволил. Катастрофический развал вишистского режима и оккупация территории всей метрополии и в самом деле еще яснее показали, что только Сопротивление может пасти Францию. С другой стороны, приход Дарлана в Северную Африку при поддержке американцев вызвал всеобщее негодование. Столь сильное, что оно породило невиданное единодушие в нашем лагере.

Конечно, в данном случае мы все не могли не чувствовать себя обманутыми, не могли не досадовать, видя, как союзники договариваются с нашими политическими противниками. Но тут говорило и возмущение идеалистов. Так, мы с гневом слушали, как дикторы американского радио через Би-Би-Си гнусаво провозглашали позывные радиостанции "Свободной Франции": "Честь и родина!", а вслед за тем начинали вещать о речах, деяниях и жестах адмирала Дарлана. Наконец, изучая реакцию народа, который среди всех обрушившихся на него испытаний равно осуждал как режим, приведший к поражению, так и режим коллаборационизма, мы пришли к твердой уверенности, что если де Голль стушуется или, хуже того, скомпрометирует себя, коммунистическая идеология восторжествует в сознании отчаявшихся масс. Национальный комитет был в этом убежден. Наши соратники, где бы они ни были, тоже не сомневались в этом. По этой причине, а также по многим другим, я опирался на единый и монолитный, как скала, союз, когда заявлял правительствам Вашингтона и Лондона, что нет ни малейшего шанса добиться компромисса между Сражающейся Францией и "верховным комиссаром" Северной Африки.

12 ноября я предложил адмиралу Старку сказать это от моего имени его правительству. В Вашингтоне Филип и Тиксье сделали аналогичное заявление 13 ноября Сэмнеру Уэллсу и 14 ноября - Корделлу Хэллу. 20 ноября полковник Шевинье повторил то же самое Макклою. 23 ноября Филип и Тиксье подтвердили это самому Рузвельту.