Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946

Однако во Франции многие политические группировки, чтобы заявить о себе, не преминули неодобрительно высказаться о том, каким образом я воспринял «приглашение» приехать в Алжир. Изрядное число «политиков», сделавших своей профессией преподносить Рузвельта как непогрешимого борца за демократию и живущих в мире, достаточно далеком от интересов высшего порядка и национального достоинства, которым я подчинялся, было шокировано моим поведением. Коммунисты осуждали меня, потому что в моем поведении проявлялась сдержанность относительно чрезмерных уступок, которые были сделаны Рузвельтом Советам. Многие деловые люди были обеспокоены моим жестом, повлиявшим на перспективы взаимоотношений с американским деловым миром, они в целом были склонны признавать правоту иностранца, лишь бы он был богат и силен, и порицать то, что с французской стороны могло показаться решительным действием. В остальном же, несмотря на формальные предосторожности, все эти группы начали отходить от меня по мере того, как для них вырисовывалась вдалеке возможность возврата к сладостным играм в иллюзии и шельмование.

Соответственно, мне пришлось констатировать тот факт, что мое представление о ранге и правах Франции совершенно не разделялось многими из тех, кто влиял на общественное мнение. Для поддержания политики национального честолюбия я должен был меньше рассчитывать на голоса общественности, пишущие перья, авторитеты. Признаюсь, что я глубоко переживал начало разногласий, которые в ближайшем будущем, по мере возникновения затруднений, подвергнут опасности мои усилия.

Но то, что было уже достигнуто, оставалось в силе. Никакое сопротивление извне, никакие раздоры внутри страны не могли отныне помешать Франции вернуть ее ранг в мировой политике. В конце концов, Ялтинская конференция сама [105] только что это доказала. Поскольку нас просили незамедлительно стать одним из членов ареопага, сформированного великими державами для решения участи их врагов и построения мира, это означало, что нас рассматривали как одну из основных воюющих держав, а вскоре как одного из победителей. В мировой политике вскоре ничто больше не будет напоминать нам ни о положении побежденной нации, в каком находилась Франция, ни о законности режима Виши, который все признавали. Успех действий, предпринятых 18 июня 1940, был гарантирован международным правом, обеспечен силой оружия и верой в душу французского народа. Наша цель была вскоре достигнута, потому что наши действия вдохновлялись той Францией, которая останется Францией для своих детей и для всего мира. Вот что было непреложной истиной, невзирая на понесенные утраты и демонстративное непризнание. А успех возможен, только если он опирается на истину. [106]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

ПОРЯДОК

Как писал Бюффон{54}, если стиль существует, то он проявляется только через порядок и движение, то же применимо и к политике. Порывистый ветер перемен дует над освобожденной Францией. Но в ней должен быть установлен порядок, иначе достигнутое ничего не стоит. Ведь так глубоки раны, нанесенные нашей стране, так мучительны условия жизни среди продолжающейся разрухи и войны, так велико потрясение всех основ: государства, семьи, традиций, что страна оказалась погруженной в состояние всеобъемлющего кризиса. Радость освобождения на мгновение скрыла от французов истинное положение вещей. После этого действительность казалась еще более горькой. Я же когда смотрю вдаль, то хорошо различаю лазурь неба. Но вблизи, когда вижу, как рождаются в горниле общественных конфликтов ужасающие элементы смуты, я кажусь себе Макбетом перед котлом ведьм.

Во-первых, не хватает всего самого необходимого для обеспечения жизненных потребностей французов. Сто двадцать калорий в день — вот все, что полагается по официальным нормам на пропитание каждого француза. Необходимые продукты сверх нормы нельзя найти нигде, кроме черного рынка, что, конечно, просто разорительно для населения и деморализует его. Поскольку нет шерсти, хлопка и совсем нет кожи, многие носят изношенную одежду и обувь на деревянной подошве. В городах нет отопления! Ведь весь уголь с шахт идет на [107] нужды армии, железных дорог, электростанций, базовых отраслей промышленности, госпиталей. До частных лиц не доходит ничего. Таким образом, эта зима одна из самых суровых, когда-либо пережитых нами. В домах, цехах, конторах, школах все мерзнут. Газ и электричество подаются нерегулярно и только на час. В связи с тем, что поезда ходят редко, автобусы почти исчезли, поскольку бензин найти невозможно, у горожан рабочий день удлиняется за счет времени, которое они затрачивают на то, чтобы добраться до рабочего места в лучшем случае на велосипеде, чаще всего — пешком. Сельские жители не покидают свои деревни. Возврат к нормальной жизни затягивается и осложняется еще и тем, что 4 миллиона молодых людей мобилизовано, взято в плен, депортировано, угнано на работы в Германию, четверть населения покинула свои родные места и ютится в руинах и в бараках.