Воевода

— Ноне всего пятьдесят человек пойдёт, да все из тех, что под Казанью воевали. Бывалый народ.

— Это хорошо. И в стрельцы готовы записаться?

— Почти все. Поведал им, что государево жалованье будет.

Так и просидели двое Адашевых до позднего вечера. От трапезы старший отказался. Сын помог отцу добраться до постели.

— Вот ведь до чего ослаб, — печально улыбнулся Фёдор Григорьевич. Помолчал. Сказал о наболевшем: — Ты, сынок, береги себя, в дворцовую жизнь не лезь. Там смута скоро прорастёт. К царю в окружение мерзкие люди пробиваются. Не устоять против волков ни Алёше, ни двум Иванам, Пересветову да Выродкову. И Сильвестр уже шатается. Всё это мне поведал радетель твой, князь Михаил Воротынский.

— Я, батюшка, вкупе с тобой мыслю. Одно скажу: и за дворцом от опалы не убережёшься. Вон князь Андрей Горбатый-Шуйский уже не в милости. И как только Алёша наш держится?

— Розмыслом богат и к деяниям державным способный, оттого царь и держит его. — Фёдор Григорьевич долго молчал, потом глухо молвил: — Иди, Данилушка. Устал я, помолиться надо.

В доме Адашевых теперь стало тихо, как в пустом храме в зимнюю пору. Приехавшие через день дети не бегали, взрослые говорили шёпотом. Ни стука, ни шума не было слышно и вне покоев. Дворня ходила осторожно: не дай Бог что-нибудь уронить и загреметь! Алексей возвращался из Кремля всегда к ночи. Он осунулся, постарел, с Даниилом при встрече разговаривал недолго. У него появилась привычка беспричинно оглядываться. Как-то Даниил сказал ему:

— Алёша, у тебя такой вид, будто ты кем-то напуган.

— Напуган, Данилушка, да не знаю кем.

— А как царица Анастасия поживает?

— Не знаю, братец. Она всё на моления ездит, там век свой коротает… Говорят, была в Суздале и там встречалась с бывшей великой княгиней Соломонией. Да будто бы завидует ей. Где ложь, где правда — не угадаешь. Одно знаю: угасает она, как свеча, а отчего — тоже загадка. Мне непосильно её прозреть.

Даниил собрался с духом и спросил брата без обиняков о том, что давно мучило его:

— Ты, Алёша, любишь царицу Анастасию?

Алексей долго молчал. Его красивое лицо озарилось каким-то незнакомым Даниилу светом. Но прямого ответа он не получил.

— Её все любят, братец, и ты полюбил бы, ежели бы близ неё побыл.

— А как царь радеет за свою жёнушку? Он-то любит её?

— Господи, Данилка, ты задаёшь такие вопросы! Да зачем царю кого-то любить? Он обладает ею, и этого ему достаточно. Обладает. Уразумей только, какая в этом слове сила. Он обладает державой, её народом, нами с тобой. Ну зачем же царю кого-то любить?! — И с горькой иронией Алексей добавил: — Вот разве что собак он любит, да и то потому, что перед ними не слукавишь. Псы не принимают лицемерие за любовь.

Даниил и Алексей сидели за столом в трапезной. Кроме них в покое никого не было. Сбоку от них горели две свечи. В доме уже все спали, а они и не думали идти на покой. Они так редко встречались и между тем так тянулись друг к другу, что казалось, им и ночи не хватит наговориться. Даниил поведал о своём житье-бытье, об отдыхе в Борисоглебском, рассмешил брата, когда рассказал, как оженил своего побратима Степана на свахе Саломее.

— Да как удачно! Они друг в друге души не чают.

— Вот я и позавидовал им, — признался Алексей.

Даниил понял, что хотел этим сказать брат: с Анастасией они давно уже как чужие. И тут уж ничем нельзя было помочь. Разошлись братья за полночь. Алексей ушёл в холодную постель, хотя и ложился рядом с женой. Даниил отправился под жаркий бочок Глаши, которая после поездки в Борисоглебское стала ему ещё желаннее.

Между тем праздная жизнь Даниила завершилась. Наступил март, и пришло время собираться на воеводство во Мценск. В разрядных книгах той поры было записано: «Во Мценску воевода Данило Фёдорович Адашев да Григорий Жолобов, сын Пушечников». Мценск в пору царствования царя Ивана Грозного входил во вторую линию обороны юга Русского государства от набегов Крымской орды. Линия от города Алатыря по реке Суре проходила через города Темников, Шацк, Ряжск, Данков, Новосиль, Орёл, тянулась на юго-запад к Новгород-Северскому и там круто изгибалась на Рыльск и Путивль. Правда, в Разрядном приказе перед самым отъездом к месту назначения Даниил услышал от князя Михаила Воротынского, что Мценск стоит за спиной Орла.

— Вот как крымчане подойдут к Орлу да разобьют себе голову о его клюв, побывают в когтях, так и на Мценск пойдут, ища добычу полегче.

Даниил как-то сжался внутри, услышав от знаменитого воеводы, что Мценск может быть лёгкой добычей для Крымской орды. «Уж не посылают ли меня туда, чтобы бросить на съедение крымчакам», — подумал он. И всё в нём взбунтовалось: нет и нет. Мценск не будет лёгкой добычей для крымских татар.

— Ладно, батюшка-воевода, ежели Орел ударит в грязь лицом, русские соколы доклюют крымчаков. И стоять Мценску отныне вовеки. — Говорил Даниил твердо, смотря в лицо Воротынского на шрамы казанской поры.