Воевода

Хмельные князь и боярин пошли за ним. Мурзы — тоже; привлечённые шумом, потянулись за ними и горожане. Когда вышли из храма, Даниил повёл их не на площадь, а за храм, где было безлюдно.

— Вот я пред вами. Кто хочет меня проучить? — спросил Даниил.

Дюжие Вяземский и Грязной сжали кулаки и двинулись на Даниила. Но тут похожий на купца крепкий молодой горожанин, что вышел следом за ними из храма, встал рядом с Даниилом.

— Так не годится, чтобы двое на одного. Теперь достаньте нас, — сказал горожанин и сунул шапку, которую держал в руках, за пазуху.

— Да я тебя! — крикнул Грязной и замахнулся на купца.

Тот увернулся и как-то очень ловко ударил Василия по уху. И началось. Вяземский той порой схватил Даниила за грудь, потянул к себе и замахнулся кулаком. Тот подставил под удар локоть, и князь взвыл от боли, словно стукнул по камню. Занёс левую руку и опять наткнулся на преграду. Подразнив несколько раз разъярённого князя, Даниил был вынужден охладить его пыл, изловчился и с силой ударил в подбородок. Вяземский рухнул на землю. Не успели любопытные москвитяне удивиться, как рядом с ним лежал поверженный Василий Грязной. Купец ошарашил его прямым ударом в грудь, тот задохнулся и грохнулся на землю. Мурзы той порой убежали. Даниил осмотрелся и увидел, что вокруг них собрались уже десятка два горожан. Он тронул купца за локоть и позвал:

— Идём отсюда, отстоим вместе службу. — И повёл его в храм.

По пути купец сказал:

— Я тебя помню с давней поры, с той самой, как ты на торгу в Китай-городе разгонял гулящих людей.

— Спасибо, что поддержал. С двумя-то я бы и не справился. Звать-то тебя как, за кого помолиться?

— Роман я, Бережнов, купец.

— Я же Даниил Адашев. — Обняв купца за плечи, он ввёл его в храм, а оглянувшись, увидел за спиной Тарха. — Сынок, а ты-то как здесь очутился?

— Да смотрел я, батюшка, как вы уму-разуму басурманов учили.

— Слышишь, Роман, что сынок сказал? — Даниил прижал Тарха к себе.

И не ведал в этот миг Даниил, что нажил себе двух лютых врагов. Вяземский и Грязной, как пришли в себя да поднялись, бросились на горожан с кулаками.

— A-а, тати московские, радуетесь, что честной народ бьют! — кричал Грязной. Отдышавшись, он обратился к Афанасию: — Ну, брат, не быть мне боярином, если не найду этого поганца! Убью!

— Вкупе с тобой мыслю. Да мне и искать не надо. Обидел меня навеки брат царского любимца Алёшки Адашева.

— Неважно. Ноне он любимец, а завтра мы с тобой ими будем. Ничего нет вечного под луной, — бодро заявил Грязной.

— Ты верно говоришь, любимец царских псов, — весело засмеялся Афанасий и увёл Василия в питейный дом.

Судьба ещё не раз свела Даниила с этими вельможами. Оба они будут любимцами царя-батюшки. Про князя Афанасия Вяземского сказано: «Опричник и любимец Иоанна Грозного, после падения Адашева и Сильвестра пользовался неограниченным доверием своего государя, который только из его рук принимал лекарства, приготовленные доктором Линсеем, и с ним только совещался о своих тайных планах… Но и Вяземский не избег общей участи любимцев Грозного… Он вместе с Фёдором Басмановым и многими боярами и дьяками был обвинён в том, что вёл переговоры с архиепископом Пименом, замышлял предать Новгород и Псков Литве, царя Иоанна извести, а на государство поставить князя Владимира Андреевича Старицкого. Вяземский умер во время пыток».

Даниил с Тархом и новым знакомым, купцом Романом, прошлись по Москве, познакомились поближе и договорились встретиться ещё. Даниил узнал, где живёт купец, и сказал:

— Я на днях ухожу из Москвы в поход, так мы соберёмся накануне, и я пришлю за тобой человека. Почтишь ли меня?

— Как не почтить! Да верю я, что наши дорожки ещё сойдутся.

Кончилось время мирного отдыха от ратных трудов. За несколько дней до похода в Ливонию Даниил собрал у себя побратимов и семерых борисоглебских охотников, которые уже вернулись на Ходынское поле, пригласил купца Романа Бережнова. За столом рассказал, как они познакомились недавно в Кремле.

— Если бы не Роман, быть бы мне битым. Теперь и расставаться невмочь.

Все посмеялись, однако Степан заметил:

— А ты его позови корм полку доставлять.

— Я в этом сведущий, — отозвался Бережное, — в пятьдесят втором в Казань поставлял.

Застолье получилось отменным. Матушка Ульяна была рада тому, что Даниил пригласил её костромских земляков. Правда, ни она их не помнила, ни они её, потому как были мальцами, но чувство родства витало за столом и окрашивало встречу светом воспоминаний. К концу застолья вернулся из Кремля Алексей и удивился такому множеству гостей в доме. А как узнал, что многие из них борисоглебские ратники, возрадовался:

— Я хоть и не встречался с вами в Казанском крае и Мценска не видывал, но наслышан, как вы отменно бились, — произнёс Алексей, поднимая кубок за земляков.

Когда расставались с охотниками, Алексей пожаловал им по пять серебряных рублей.

— Вы славные воины и заслужили сей подарок от земляков, — сказал Алексей на прощание.

— Благодарствуем, Алексей Фёдорович, — ответил за всех Ипат. — Мы ведь всё делаем ради державы.