Войди в каждый дом (книга 1)

—   Не думай,— продолжал он,— что люди не раскусят тебя. Спроси их, и они скажут, что ты за человек, доверься коммунистам района, и, если они не станут бояться, что ты расправишься с ними за критику, они все выскажут тебе в лицо. Всегда простят тебе неопытность, но не пройдут мимо заносчивости, командирского тона, чванства. И потом вот,— старик захрустел листом газеты,— надо, чтобы она не была карманной у секретаря райкома, не писала только о частных недостатках, но и осмеливалась бы говорить правду о серьезных промахах и ошибках!

—  В том числе и промахах секретаря?

—  Безусловно! В партии ведь нет критики для избранных и отдельно критики для рядовых членов.

—  А не подорвет это авторитет секретаря в районе?

—  Авторитет! — Алексей Макарович усмехнулся.— О таком, с позволения сказать, авторитете заботится только тот, кто не надеется на свои силы и вместе с тем считает, что умнее его никого нет. Да ведь секретаря, который позволяет не по пустякам, а по-серьезному критиковать себя в газете, больше станут уважать, а сам он быстрее сможет исправлять то, на что ему указывают коммунисты. И тогда уж это будет не искусственно подогреваемый, а подлинный авторитет человека и руководителя, который в первую голову думает не о личном самолюбии и тщеславии, а о пользе дела!

Увлекшись, Бахолдин не слышал ни звонка, ни шагов по коридору и точно очнулся, когда раздался дробный и настойчивый стук в дверь.

—  Да-да! — недовольно отозвался Алексей Макарович.— А-а, Сергей Яковлевич! Знакомьтесь, товарищи... Секретарь райкома Коровин, а это мой долгожданный доброволец Мажаров.

Константин и Коробин двинулись навстречу друг другу и посредине комнаты обменялись рукопожатием.

—  Я очень рад, что нашего полку прибыло!—сказал Коробин, уверенными быстрыми движениями освобождаясь от плаща и вешая его на гвоздь.'— Скажите, на улице, около калитки, не ваши ли чемоданы дожидаются?

—  Конечно, мои! — ответил Константин и, хлопнув себя по лбу, рассмеялся.— Обо всем на свете позабыл! Извините, я сейчас...

Мажаров отнес чемоданы в одну из пустовавших комнат, где хлопотала Дарья Семеновна, устраивая ему на раскладушке пышную постель, а когда вернулся назад в спальню, в ней что-то неуловимо изменилось — вместо домашнего радушия и уюта царила уже деловая и даже чуть официальная атмосфера. Все окружающее словно потеснилось перед энергичным человеком в защитного цвета кителе и аккуратных начищенных сапогах; щеки его были тщательно выбриты, в резких и грубоватых чертах сухощавого лица, в скуповатых, но властных жестах были законченность, определенность.

Коробин придвинул к кровати круглый столик с лампой под зеленым абажуром, раскрыл коричневый портфель и стал подавать Алексею Макаровичу одну бумагу за другой. Подтянув к животу колени, на которых лежала твердая картонная папка, Бахолдин принимал очередную бумагу, читал, озабоченно хмуря брови, потом, прищурясь и склонив набок голову, не спеша подписывал ее. Получив бумагу обратно, Коробин бережно прикладывал к ней розовый квадратик промокашки и прятал в портфель. Все это делалось молча, с непонятной для Мажарова сосредоточенностью и многозначительностью.

—  Я не помешаю вам? — невольно задерживаясь в дверях, спросил Константин.

—  Вы приехали помогать нам, а не мешать! — улыбаясь, сказал Коробин.— Так что присаживайтесь поближе и входите в наши районные дела. Секреты теперь у нас будут общие.

Он подержал на раскрытой ладони, слегка подбрасывая, сухо потрескивавший белый лист бумаги.

—  Вот что это такое, по-вашему? Обыкновенная бумага, и только, верно? А для нас с Алексеем Макаровичем она лучше всякой музыки! Докладываем обкому, что завершили уборку и заготовку овощей и картофеля! Прямо гора с плеч!

—  Подзатянули мы нынешний год, подзатянули,— вздохнул Бахолдин, но, когда вгляделся в поданный ему рапорт, лицо ого просияло.— Ого! И сверх плана отвалили? Вот порадовали, Соргей Яковлевич! Кто же отличился? Какие колхозы? Надо бы их тут же и отметить особо, а?

—  Я знал, что от такой вести вы поправитесь скорее, чем от всяких лекарств,— чрезвычайно довольный впечатлением, какое произвел на первого секретаря рапорт, проговорил Коробин.— Не возражаю, чтобы упомянуть в рапорте и колхозы и председателей! Как всегда, нас не подвели Любушкина, Добытин и Лузган.

—  Последнего можно и не отмечать.— Алексей Макарович нахмурился, сокрушенно покачал головой.— Хитер мужик.

—  Но почему же хитер? — Коробин пожал плечами.— Он так же старается, как и Любушкина.

—  Сравнили! — укоризненно произнес Алексей Макарович и заметно взволновался.— Прасковья Васильевна не о себе заботится, когда излишки сдает, да и, прежде чем решиться на такое, с правлением посоветуется. А этот все вывезет и ни у кого не спросит...