Войди в каждый дом (книга 2)

совсем понятно было только, почему таких результатов ие могут достичь ее подруги по ферме, но и тут был наготове ответ — не все люди одинаковы и на производстве, да и в любом другом деле. Что ж, видимо, так, соглашались те, кто сомневался, и все прощались с дояркой, довольные тем, что познакомились с ней и увидели, как она работает. Слава ее все росла, о ней начал упоминать на совещаниях Пробатов, а Коробин без нее не начинал ни одного актива, где она непременно сидела за столом президиума, потом выступала, да так ловко, с прибауточками и шутками, что зал отвечал ей радостным смехом и долго хлопал в ладоши. Все шло бы так и дальше, если бы, на беду ее, не вернулся из армии отслуживший свой срок сержант. В деревне сержанта ждала невеста, тоже доярка, быстро сыграли свадьбу, и, так как должности ему сразу подходящей не нашлось, его определили учетчиком на ферму, поближе к жене. По армейской привычке сержант нес свою службу аккуратно и дотошно, завел толстый журнал, записывал туда каждый надоенный литр молока, проставлял и жирность, строго учитывал расход кормов. Он был доволен и легкой работой, и тем, что тут же бегает мимо него молодая жена, что он всегда может подойти к ней, полюбоваться, как она доит коров, сказать ей ласковое слово, коснуться ее плеча, подмигнуть, вгоняя ее в краску. Одно было ему обидно: молодая жена его, сколько ни старалась, не могла и наполовину приблизиться к результатам знаменитой доярки, хоть все делала по ее советам, переняла всю ее ловкость и сноровку. И тогда сержант, на свой страх и риск, решил выведать «секрет» знаменитой доярки, то, что, по всей видимости, она хранила в тайне от других. Он являлся на ферму еще затемно, забирался на перекрытие, под самую крышу, и оттуда, согнувшись в три погибели, наблюдал за каждой ее дойкой. И на четвертый день углядел: подоив коров, доярка взяла пустое ведро, отвернула кран водопровода, наполнила ведро до краев и, подойдя к бидону с молоком, быстро вылила туда воду. У сержанта перехватило дыхание, потом он, как коршун, сорвался вниз, закричал: «Так вот ты как добиваешься своих рекордов, гадина!» С дояркой сделалось дурно, на шум сбежались товарки, привели ее в чувство. Она чуть не валялась в ногах у сержанта, говоря, что сделала это первый раз в жизни, но тот остался глух к ее словам. Погрузив на телегу бидоны, он отвез их на сдаточный пункт и велел определить жирность во всех бидонах, а не в одном, как это в виде особого доверия делали раньше. Оттуда он

прямым ходом бросился в бухгалтерию. Когда он сличил свои записи в журнале учета со сводками, которые посылались в район, то все стало ясным. Каждый день знаменитой доярке дополнительно приписывались десятки литров, которые якобы поступали от нее на выпойку телят и другие колхозные нужды. В бухгалтерии забегали, засуетились, будто открыли настежь все окна, такой там поднялся сквознячок. Председатель тут же зазвал сержанта к себе в кабинет, хотел замять скандал, уладить все миром, но сержант не позарился на посулы и не испугался угроз. Он сам был немалой угрозой председателю и, покинув его кабинет, пошел по деревне, останавливаясь у каждой избы и рассказывая о том, что вскрыл сегодня на ферме. К вечеру в правление явились коммунисты и потребовали, чтобы парторг открыл собрание. Они тут же освободили его от обязанностей, а на его место выбрали сержанта. А народ все подходил и подходил, и новый парторг сказал председателю колхоза, что он бы на его месте тоже провел общее собрание, и тот, напуганный участью парторга, согласился, и люди повалили в клуб. Колхозники сняли и председателя, решив отдать его под суд за очковтирательство и обман. Не дожидаясь конца собрания, он побежал в кабинет и позвонил Коровину. Собрание продолжалось без него, сержант вносил одно предложение за другим, и люди, до отказа набившие клуб, взметывали кверху руки. Они отстранили от работы и бухгалтера и доярку, велели ей вернуть все премии, полученные от колхоза,—радиоприемник, швейную машину, поросенка. Коробин прибыл незамедлительно, пытался отменить эти решения, но люди не стали его слушать. «Вы знали, что сводки дутые? — кричали они в ответ.— Скажите честно народу! Знали или нет?» Он так и уехал ни с чем, заявив, что райком и райисполком не признают такого собрания. А сержант и молодой секретарь комсомольской организации укатили в Москву добиваться правды...

—   Вот отчего Коробин сегодня был смурной,— досказала Авдотья.— Вроде и строжится и грозит, а сам побаивается!.. Кабы знатьё, я бы с ним еще похлестче разговаривала!

Егор слушал Авдотью, вскрикивая от нетерпения и радости, то и дело оглядывался на жену.

—   Порадовала ты меня сегодня, Авдотья Никифоров-на, дай я тебя расцелую! — Егор встал, и не успела женщина отстраниться, как он по-мужски сильно обнял ее.— Вот бы все были такие, как ты!

Авдотья ушла, а он долго не мог успокоиться, тряс за плечи Анисью, шептал:

—   Слышала, что делается, а? Сильны мужики!.. Сильны!