Войди в каждый дом (книга 2)

Гюнтер Вестергофф мгновенно преобразился, словно сидел уже не за столом, а выступал с университетской кафедры; в орлином лице его появилось нечто величественное.

—   Диссертация вышла отдельной книгой, и, если уважаемый товарищ Пробатов интересуется этими вопросами, автор с удовольствием пришлет ее с дарственной надписью.— Переводчик изредка отщипывал кусочек хлеба или отпивал глоток вина.— Вначале, разумеется в общих чертах, он анализирует реакционные этические учения девятнадцатого века, рассказывает о борьбе классиков марксизма с волюнтаризмом, критикует этические теории Штирнера, Прудона, Бакунина и социального дарвинизма...

Сняв очки и крутя их за прозрачную дужку, Гюнтер Вестергофф говорил, слегка покачиваясь, как бы сам наслаждаясь плавными периодами своей речи, и переводчик и Конышев с трудом поспевали за его мыслью. Было очевидно, что он отлично осведомлен о всех течениях в философии буржуазного Запада, свободно разбирается в оттенках взглядов и верований третьестепенных философов Европы, но, категорически отвергая чуждые ему воззрения, он по старой, всегда раздражавшей Пробатова при-. вычке не утруждал себя особыми доказательствами и лишь старательно наклеивал на то, что представлялось ему неверным, бранные ярлычки. Вероятно, ученый искренне полагал, что этого вполне достаточно, чтобы положить идейного противника на обе лопатки,— ведь он, человек наиболее передового мировоззрения, как бы заранее был застрахован от всех ошибок, и все должны были верить ему на слово...

Гюнтер Вестергофф замолчал и вопросительно взглянул на Пробатова.

—  Все, о чем вы рассказали, показалось мне интересным.— Иван Фомич говорил неторопливо, тщательно подбирая слова, чтобы нечаянно не обидеть гостя.— Но не кажется ли вам, что современные философы-марксисты мало осмысливают то, что рождается каждодневно в недрах нашего нового общества — общества, которого еще не знал мир? Все проблемы современности, все сложнейшие явления жизни часто объясняются цитатами из Маркса и Ленина. Но ведь живи они сейчас, они развивали бы свое учение на основе фактов и данных новой эпохи. Как же иначе можно разобраться во всех изменениях, происшедших в мире, вскрыть новые объективные закономерности?..

—  О да, вы, безусловно, правы! — согласился Гюнтер Вестергофф и, переложив из одной руки в другую румяное яблоко, добавил:— Ну что ж, давайте наверстывать упущенное!..

Пробатов вдруг вскинул руки, касаясь легкими движениями пальцев седых волос.

—  А теперь, если наши гости не возражают, мы можем окунуть их в настоящую жизнь. Это будет полезно и партийным деятелям, и чистым теоретикам. Как это там у писателя сказано — теория, друг мой, мертва, но вечно зелено древо жизни!— И, пока переводчик переводил его слова, а немцы слушали, он шепнул наклонившемуся к нему Инверову: — Предупредите, пожалуйста, Коробина, что мы выезжаем к нему...

В Приреченске    гостям    тоже    устроили      торжественную  встречу, хотя выгляде-    ло эт0 несколько проще и беднее. Здесь   никого специально не приглашали, но люди, прослышав о приезде  иностранцев, сами сбежались на площадь перед райкомом; дежурный милиционер не в силах был справиться с любопытствующими горожанами, и в помощь ему выделили Анохина — он расхаживал в толпе с красной повязкой на рукаве и наводил порядок. Вместо пионеров привели дошколят из детского сада — пухленьких, розовощеких мальчиков   и девочек с гигантскими, похожими на бабочек  бантами  в

волосах. Дети испуганно таращили глаза на важного милиционера в парадной форме, который прикладывал руку к козырьку, брал за шиворот какого-нибудь пронырливого мальчишку и водворял его на место. Немцы, приняв букеты, подхватили девочек на руки, но одна из них вдруг заплакала. Девочку успокоили, опустив на землю и сунув в руки конфету, а гости, чуть смущенные, стали раздавать обступившим их ребятишкам значки и открытки.

Делегацию приветствовал Коробин. Он стоял в окружении работников райкома на широком крыльце, будто весь отутюженный, не расставаясь с напряженной, стягивавшей все его лицо улыбкой, каждому пожимал руку, чуть опускал в поклоне лобастую голову с колючим ежиком волос.

Проводив гостей в свой кабинет, где был для них накрыт стол — несколько бутылок вина и минеральной воды, ломтики хлеба и сыра,'— Коробин извинился, что вынужден на несколько минут их оставить, и, сделав знак Про-батову, вышел из кабинета.

Он молча вел секретаря обкома в дальний конец коридора, заглядывая чуть не во все комнаты, и, найдя пустую комнату, плотно прикрыл дверь.

—  Мне передали, Иван Фомич, что вы собираетесь везти гостей в Черемшанку.— Голос Коробина был сдавлен и глух.— К сожалению, этот вариант отпадает. Там у нас ЧП.

—  Что еще за ЧП? — недовольно спросил Пробатов.

—  Вчера колхозники продали своих коров колхозу, а сегодня утром... растащили их обратно по дворам!