Галиан пожал плечами в манере охотника за скальпами, как бы говоря: «Мы все равно мертвы». Друз подумал об этих людях, Шкуродерах и Каменных Ведьмах, проводящих сезон за сезоном, проливая кровь в этих пустошах. Конечно, они боялись за свою жизнь, но не так, как другие люди. Да и как они могли бояться? Монета, проигранная в палочки, сильно отличается от монеты, потерянной для воров, даже если нищета, которая их привела к грабежу, была такой же, как у игроков.
Скальперы знали, что такое азартные игры.
Разглядеть у чужаков признаки друзей или врагов было невозможно, и капитан приказал Клирику пройти вперед на разведку. Нелюдь шагнул в небо – его кожа и нимильская кольчуга сияли. Разношерстный отряд наблюдал за происходящим с измученным удивлением. Он шел высоко по склону, усыпанному срубленными деревьями, уходя все дальше, пока не превратился в тонкую черную полоску, нависшую над разрушенными участками Маймора.
Вокруг него поднимались завесы дыма, тянущиеся к ленивому западу. Вдалеке вырисовывались Оствайские горы, и над их вершинами сгущались облака. После нескольких мгновений пристального разглядывания Клирик махнул рукой вперед.
Артель двинулась через россыпь напоминающих кости деревьев, следуя за зигзагообразными стволами, похожими на выброшенных на берег китов, пробираясь сквозь арки из скелетообразных ветвей. Временами это казалось лабиринтом. Открытый дневной свет дал Акхеймиону еще одну возможность оценить вновь прибывших – Ведьм, которые казались еще более облезлыми и несчастными. У них был настороженный вид пленников и голоса рабов, живущих в страхе перед жестоким и непостоянным хозяином. Как и Шкуродеры, они были родом из-за Трех Морей. Но кто они такие, казалось, не имело значения, по крайней мере для Акхеймиона. Это были Каменные Ведьмы, скальперы-разбойники, которые убивали людей, чтобы нажиться на шранках. На самом деле они были ничем не лучше каннибалов и, возможно, даже больше заслуживали смерти. Но они были людьми, и в землях, где жили толпы шранков, это родство превзошло все остальные соображения.
Любая расплата за их преступления должна была последовать позже.
Ворота Маймора давно уже превратились в сплошные развалины. На их неровных остатках была воздвигнута импровизированная замена – деревянный частокол, не тронутый тлеющими в других местах кострами. Двери были открыты, и на них не было никаких надписей. Артель выстроилась под грубыми укреплениями, оглядываясь по сторонам в разных направлениях. Акхеймион приготовился к зрелищу резни внутри – мало что могло быть более тревожным, чем последствия резни шранков. Но там ничего не было. Никаких мертвецов. Никакой крови. Никакого семени.
– Они сбежали, – сказал Ксонгис, имея в виду министратский штат, который должен был находиться здесь. – Имперцы… Это их работа. Они эвакуировались.
В некоторых местах руины рассыпались в каменную крошку, в то время как в других они казались на удивление неповрежденными. Висячие секции стены. Проходы между обломками высотой по пояс. Куски стен пробивали внутренний дерн, разбросанные и нагроможденные, создавая бесчисленные щели и трещины для крыс. Еще несколько массивных пней сгорбились над каменной кладкой: их похожие на вены корни расходились кругами в разные стороны – в некоторых местах высотой в два этажа. Фундаментальная планировка крепости следовала древним представлениям, когда воссоздание какой-то оригинальной модели перевешивало более практические соображения. Несмотря на то что возвышенность, на которой стояла крепость, имела форму вытянутого овала, стены ее были прямоугольными. Цитадель же, напротив, была круглой, образуя круг в квадрате, который Акхеймион сразу узнал по своим снам о древнем Кельмеоле, потерянной столице Меорнской империи, когда Сесватха останавливался в крепости Энку Аумор.
Разноцветный камень был изъеденным временем, местами черным от плесени, а местами покрытым белыми и бирюзовыми лишайниками. Сохранившийся орнамент, хотя и простой по сравнению с Кил-Ауджасом, казался чрезвычайно сложным по человеческим меркам. Каждая поверхность была изукрашена узорами, по большей части тотемами животных. На изображениях звери стояли на задних лапах, верхние застыли в человеческих жестах. Как ни многочисленны были эти рельефы, Акхеймион нашел только одно неповрежденное изображение древнего Меорнского герба: семь волков, выстроившихся вокруг щита, словно лепестки маргаритки.
Все его тело гудело, одновременно собирая все силы и погружаясь в головокружительную бодрость. Квирри. Несмотря ни на что Акхеймион осознал, что блуждает взглядом, как и много лет назад, погруженный в мысли о давно ушедших временах. Он всегда находил в развалинах убежище, свободу от требований своего призвания и своего рода связь с древними днями, которые так мучили его по ночам. Он всегда чувствовал себя цельным в присутствии осколков.
– Акка… – позвала Мимара, и голос девушки был так похож на голос ее матери, что у старого волшебника мурашки побежали по спине. Жалобное эхо.